Мари Хермансон - Тайны Ракушечного пляжа

Тут руку поднял молодой человек во фланелевой рубашке.

— Да?

— Неужели люди в это верили? Всерьез? — спросил он.

— Хороший вопрос. Мне кажется, что они и верили, и не верили. Ведь исчезновение человека могло иметь разные объяснения: одно мифологическое, другое реалистическое, и в некоторых случаях, когда реалистическое объяснение сильно ранило, предпочитали верить в мифологическое. Сознательно или неосознанно.

— Что вы имеете в виду? — спросил юноша.

— Представьте себе многодетную мать. Она отправляется в лес по ягоды и берет младших детей с собой, потому что ей их просто некуда деть. Женщина увлеченно собирает ягоды, поскольку ей надо набрать как можно больше до наступления темноты, и когда она поднимает глаза, одного ребенка не хватает. Она принимается искать его, другие дети ей помогают, но так и не находят. Объяснение, что малыш заблудился и умер в лесу от голода, поскольку мать плохо за ним смотрела, породит у нее слишком тягостное чувство вины. Гораздо легче пережить мысль о том, что какое-то неизвестное существо похитило у нее ребенка. Такое объяснение подойдет и в случае, если ребенка потом найдут ослабевшим и обезумевшим от голода и шока.

Чаще всего исчезновение человека — это трагедия, сопряженная с такими угрызениями совести, что люди согласны на любые объяснения, лишь бы не смотреть правде в лицо. Незамужние беременные девушки, бросающиеся в реку, изувеченные слуги, убегающие в лес, брошенные дети. И никто не заинтересован в обнародовании настоящих причин. Это раскололо бы деревенскую общину. Куда лучше обвинить во всем некую внешнюю силу — например, троллей.

Я бросила взгляд на часы, которые в самом начале сняла с руки и положила на кафедру рядом с конспектом. У меня оставалось десять минут. Вообще-то я собиралась в заключение поставить запись взятого мною интервью. Но дама в третьем ряду так усиленно махала рукой, что я решила вместо этого завершить лекцию ответами на вопросы.

Однако дама из третьего ряда меня опять обманула.

— Я хотела спросить, как на самом деле обстоит дело с попавшими в плен животными. Там, где я жила, был поросенок… — И вот она уже рассказывает историю, в которую незаметно и ловко вплетаются три-четыре других рассказа о животных. Я не стала ее прерывать, преисполнившись благодарности за столь бесхитростное завершение лекции, оказавшееся, правда, несколько более затянутым, чем предполагалось. Я позволила даме на несколько минут превысить отведенное время, затем поблагодарила ее и завершила лекцию.

Поднимаясь к выходу по слегка наклонному полу опустевшего лекционного зала, я обнаружила, что один мужчина еще не ушел. Он сидел в последнем ряду, возле самой двери. На нем была ярко-синяя спортивная куртка, и он ничем не отличался от обычного слушателя моих лекций. Мужчина немного по-свойски кивнул мне, и тут я поняла, кто это: полицейский, который сидел сзади, когда мы ездили в Тонгевик и я показывала, где находится скелет.

Он поднялся и двинулся по проходу мне навстречу, протягивая руку. Я переложила портфель в левую руку, и мы поздоровались.

— Ян-Эрик Лильегрен, полицейский, вы меня помните? Я и впрямь узнал тут много нового, — сказал он.

— Вы хотите меня допросить? — спросила я.

На самом деле меня несколько удивило, что полиция со мной так и не связалась. Я полагала, что им понадобится расспросить меня поподробнее. Не то чтобы я могла сообщить им что-то новое, но тем не менее. Ведь все-таки скелет человека обнаружила именно я, или, вернее, мой сын. А когда я показала останки полицейским, они меня даже толком не поблагодарили и больше ко мне не обращались. А теперь, стало быть, у меня на лекции, словно Коломбо, возникает этот Ян-Эрик Лильегрен.

— Вы вполне могли бы найти меня по домашнему адресу, — добавила я немного резко.

— Ха. Допросить? Нет, к черту это дело, я сейчас не при исполнении. Я просто приехал в город, зашел сюда почитать газеты и увидел объявление, что вы будете тут выступать. Вы в прошлый раз кое-что порассказали об этом. Было интересно.

— Вы узнали что-нибудь новое о том скелете? — спросила я.

— Да так, кое-что. Послушайте, здесь, наверное, сейчас будут запирать. Не могли бы мы пойти куда-нибудь поговорить или вы торопитесь домой к пацанам?

— Сегодня не тороплюсь. Они у отца.

— Вот как. Тогда пошли в «Таверну Мики».

— А что это такое?

— Одно заведение. Я всегда захожу туда, когда бываю здесь. У них дешевое пиво. Мне кажется, тут народ уже начинает нервничать. Пошли.