Элиф Шафак - Сорок правил любви

Бывает, встречаешь кого-то, кто совершенно непохож на людей, окружавших тебя всю жизнь. Кого-то, кто все видит иначе, в другом свете, нежели ты, и тем самым заставляет тебя менять угол зрения, заново осознавать происходящее — и снаружи и изнутри. Ты думаешь, что тебе удастся держать безопасную дистанцию, думаешь, что сможешь противостоять, а потом неожиданно осознаешь, что тебя выбросило в открытое море и ты ничего не контролируешь.

Не могу сказать точно, когда именно меня захватили твои слова. Единственное, что я знаю, — наша переписка изменила меня. Вероятно, я еще пожалею о своих словах. Что ж, я всю жизнь жалела о чем-то, чего не сделала, а теперь для разнообразия пожалею о сделанном.

С тех пор как я «встретила» тебя в твоем романе и твоих посланиях, ты завладел моими мыслями. Каждый раз, читая твои письма, я чувствую, как у меня внутри начинает все трепетать, и понимаю, что очень давно не испытывала ничего подобного. Весь день ты не выходишь у меня из головы. Я мысленно разговариваю с тобой, и мне интересно, как бы ты отреагировал на то или иное событие в моей жизни. Когда я собираюсь в ресторан, мне хочется пойти туда с тобой. Когда я вижу что-то интересное, мне жаль, что я не могу поделиться этим с тобой. Накануне моя младшая дочь спросила, что я сделала со своими волосами. А я ничего с ними не делала! Но она права, я выгляжу иначе, потому что стала другой.

Я напоминаю себе, что мы даже ни разу не виделись, и это возвращает меня в реальную жизнь. Однако, что делать с этой реальной жизнью, я понятия не имею. Твой роман я прочитала и даже написала отчет. (О да, я должна была написать редакторский отчет. Временами мне хотелось поделиться с тобой своими впечатлениями и даже послать свой отчет тебе, но мне казалось, что это будет неправильно. Хотя мне нельзя рассказывать о деталях моего отчета, ты должен знать, что я в полном восторге от твоей книги. Спасибо тебе. Твои слова навсегда останутся со мной.)

Но «Сладостное богохульство» никак не связано с моим решением написать это письмо. Впрочем, не исключено, что из-за него все как раз и началось. Причиной стало то, что возникло между нами, как бы это ни называлось. И из-за этого я потеряла контроль над собой. Все оказалось серьезнее, и мне не справиться одной. Поначалу я влюбилась в твое воображение и твои истории, потом поняла, что люблю мужчину, который сочинил эти истории.

И теперь не знаю что делать.

Я уже написала, что должна немедленно отослать письмо, потому что иначе разорву его на мелкие клочки. И буду жить так, как будто ничего странного, ничего особенного в моей жизни не случилось.

Ну да, я смогу делать то, что делала всегда, притворяться, будто все у меня нормально.

Я даже смогу притворяться, что не чувствую сладкой боли в сердце.

С любовью,

Элла

Май 1246 года, Конья

Не знаю, как мне справиться с тем, что произошло. Сегодня утром словно ниоткуда явилась незнакомая женщина и стала расспрашивать о Шамсе Тебризи. Я попросила ее прийти позже, так как его не было дома, но она сказала, что ей некуда идти, и стала молить, чтобы я разрешила ей подождать во дворе. Тут у меня возникли некоторые подозрения, и я спросила, кто она такая и откуда. Женщина упала на колени и подняла покрывало, открыв лицо, испещренное шрамами и кровоподтеками от побоев. Несмотря ни на что, она показалась мне очень красивой и лицом и фигурой. Беспрестанно всхлипывая, она все же сумела признаться в том, что я заподозрила с самого начала. Она была шлюхой из дома терпимости.

— Я сбежала из этого ужасного дома, — пояснила она. — Пошла в общественную баню, омылась сорок раз и прочитала сорок молитв. И еще дала обет держаться подальше от мужчин.

С сегодняшнего дня моя жизнь принадлежит Богу.

Не зная, что сказать, я смотрела в ее глаза — глаза раненого существа — и думала о том, как столь юная и хрупкая девушка нашла в себе силы уйти от той единственной жизни, которую знала. У меня не было желания видеть падшую женщину возле своего дома, но чем-то она пленила мое сердце, наверное, своей простотой или скорее наивностью. Никогда в жизни не видела ничего подобного. Карие глаза этой незнакомой женщины напомнили мне глаза Девы Марии. Ну как было прогнать ее? Вот я и позволила ей подождать Шамса во дворе. Это было самое большее, что я могла для нее сделать. Она села около стены и замерла, уставившись перед собой, словно мраморная статуя.

Спустя час, когда Шамс и Руми вернулись с прогулки, я бросилась к ним, чтобы рассказать о неожиданной гостье.