– Ад и мор! – сказал купец. – Я больше не намерен оставаться здесь и терпеть эти безумства. – Он повернулся, чтобы уйти, но не успел сделать и шага, как в него вцепились пятеро регулярников.
– Послушай, – сказал Сервантес, – ведь даже если у тебя и нет чести, ты можешь обрести ее в поединке.
– Как? – сказал купец, вырываясь. – Сразившись с сумасшедшим?
– Предположительно, – сказал Сервантес, – ты надеялся добиться того же, сразившись с искалеченным и помешанным ветераном. И по меньшей мере, раз уж ты намерен драться с сумасшедшими и ветеранами, тебя следует соответствующе снарядить. Парочка наших поясов, думается мне, – сказал он, забирая их у регулярника, который успел разгадать его намерение, – и примотанный к твоему телу табурет вполне заменят латы, а вот это ведро можешь использовать как щит. Теперь не хватает только шлема, но если наш рыцарь согласится сразиться с тобой, сняв свой, то этих условий достаточно для честного поединка.
Купец, по-прежнему вырываясь, пока регулярники притягивали ремнями к его телу разную утварь, сказал:
– Будь ты проклят, наглый бродяга, как и этот дурень, за вмешательство в ссору, с которой я уже давно покончил бы.
Старый Рыцарь сказал Сервантесу:
– Клянусь верой, сударь, у вас и характер, и манеры истинного рыцаря, и поистине великая удача, что в этом чужом заклятом краю я нашел равного мне. Откройся, не из рыцарей ли ты Святого Грааля? Ты, милостью Божией, не сэр ли Галахад?
– Обычно я этим именем не называюсь, – сказал Сервантес. – Как правило, известен я под многими другими, далеко не столь славными именами.
– А! – сказал Старый Рыцарь. – Такова судьба тех, чей удел – рыцарственность, ибо многие истинные рыцари вынуждены неуклонно соблюдать учтивость перед величайшей грубостью и нелюбезностью, а твоя скромность, не позволяющая тебе назвать свое настоящее имя, убедила меня, что ты сэр Галахад.
Тем временем к груди купца был крепко притянут низкий табурет, а к руке взамен щита привязали ведро.
– Ну а это жалкое создание, – сказал Старый Рыцарь, кивнув на купца, – принадлежит к зверям земным, пожираемым желаниями и лишенным души.
– Что он там несет, будто у меня нет души? – сказал купец держащим его регулярникам. – Почему он говорит, что у меня нет души? – повторил он жалобно. – В желаниях сознаюсь, но чтобы без души… это ужасно.
– Освободите ристалище, – вскричал Старый Рыцарь, – и пусть загремят трубы!
Хозяин и остальные взглянули на Сервантеса. Сервантес пожал плечами.
– Внемлите, как их грозные звонкие звуки очищают утренний воздух, – сказал Старый Рыцарь. – Что же, сударь, – обратился он к купцу, – отличный день для поединка, и подобный тебе может заслужить честь своей смертью либо моим поражением.
– Это был до странности скверный день, – сказал купец, теперь уже скорбно, – а завтрашний уже сулит быть таким же.
Регулярники попятились, очистив середину пола для Старого Рыцаря и купца.
– Прошу вас, – сказал купец, – если я умру, похороните меня прилично.
– Если ты умрешь, – сказал Старый Рыцарь, – нужды в похоронах не будет, ибо твоя туша испарится и исчезнет за несколько часов, как обычно происходит с созданиями, у которых нет души.
– Вот ты опять, – в полной истерике сказал купец, начиная терять рассудок, – утверждаешь, будто у меня нет души, чего быть не может. И я сражусь с тобой, чтобы доказать это.
Купец теперь в обрамлении ножек табурета походил на странного дикобраза. Он внезапно ринулся на Старого Рыцаря, который отступил в сторону, и когда злополучный купец проскочил мимо, крепко ударил его по затылку своим ведром. К тому моменту, когда купец налетел на стену и рухнул на пол под треск деревянных ножек и лязг металла, он уже успел потерять сознание. Зрители застонали от разочарования.
Старый Рыцарь подошел к купцу.
– Дыхание Бога на нем, – сказал он. – Положите его вот сюда на стол, и я буду нести бдение, пока он не очнется. А тогда я возьму его к себе на службу, ибо ему придало чести то, что он сразился со мной.
От груди купца отвязали оригинальный панцирь, а его уложили на столе во всю длину.
– Принеси свечи, монах, ибо предстоит бдение, – сказал Старый Рыцарь хозяину таверны, и тот отправился выполнить распоряжение, не поинтересовавшись, почему он вдруг принял постриг.
В конце концов купца расположили на столе как подобает: возле его темени и пяток горят свечи, лицо в забвении повернуто к потолку, руки скрещены на рукоятке шпаги.
Читать дальше