Борис Виан - Сердце дыбом

Небо все так же сияло синевой, цветущий парк переливался пурпуром и золотом.

Машина тронулась. Анжель старался вести плавно, чтобы не тревожить тройняшек.

Атласное платье няньки громко хрустело при каждом движении. Очень красивое платье. Но Жакмору больше нравилось другое, пикейное — оно лучше облегало фигуру. В этом же Пизабелла выглядела настоящей деревенской клушей.

2 сентября (позже)

Погруженный в раздумье Жакмор сумерничал у себя в комнате. Встать и зажечь свет было лень. Измотавшись за день и за всю неделю, он пытался восстановить душевный покой. В суете и спешке последних дней его ни разу не потянуло к психоанализу, и вот теперь, едва он уединился и расслабился, как ощутил в себе прежнюю гнетущую пустоту и апатию, которую лишь временно заслоняло обилие событий. Ни воли, ни желаний, он просто сидел и ждал, пока в дверь постучит служанка.

В комнате с лакированными стенами приятно пахло сосной, было тепло, но не душно, дыхание моря охлаждало знойный воздух. Редкие птичьи возгласы пробивались сквозь мелкий наждак цикадового стрекота.

Наконец за дверью поскреблись. Жакмор встал и открыл. Крестьяночка переступила порог и застыла как вкопанная — робость сковала ее по рукам и ногам. Жакмор включил свет, плотно закрыл дверь и ободряюще улыбнулся:

— Мы что же, боимся? — Получилось так вульгарно, что он на миг устыдился, но потом решил, что особу столь примитивную это ничуть не покоробит. — Садись сюда, на кровать.

— Ой, неудобно…

— Ну-ну, не надо меня стесняться. Устройся поудобнее, расслабься.

— Мне раздеться? — спросила девушка.

— Делай, как тебе удобнее, — сказал Жакмор. — Хочешь — раздевайся, не хочешь — не надо. Главное, чтоб ты чувствовала себя свободно, вот и все.

— А вы тоже разденетесь? — спросила она посмелее.

— Послушай, чем, по-твоему, мы собираемся заниматься: психоанализом или совокуплением? — не выдержал Жакмор.

Девушка пристыженно потупилась. В ее дремучем невежестве было что-то притягательное.

— Я не понимаю ваших ученых слов, — сказала она, — но готова сделать, что вы скажете.

— Да я же говорю тебе, чтоб ты делала, что хочешь, — объяснил Жакмор.

— А я привыкла, чтоб мне говорили точно, что я должна делать… Не мне же распоряжаться…

— Ладно, ложись как есть, — сдался Жакмор.

Он снова сел за письменный стол. Девушка постояла, поглядела на него исподлобья и, решившись, проворно сбросила платье. Обычное, ситцевое в цветочек, в которое переоделась по возвращении из церкви.

Глазам Жакмора предстало плотно сбитое, грузноватое тело, круглые налитые груди, еще не обезображенный тяжким трудом живот. Она подошла к кровати и легла. У Жакмора промелькнула мысль, что постель сохранит ее запах, который не даст ему спокойно заснуть.

Движения девушки были угловатыми — стыдливость еще давала о себе знать.

— Сколько тебе лет? — спросил Жакмор.

— Двадцать.

— Где ты родилась?

— Здесь, в деревне.

— И как прошло детство? Какое твое самое первое воспоминание? — Он старался говорить как можно непринужденнее, чтобы вызвать ее на откровенность. — Ты помнишь своих бабушку с дедушкой?

Она не отвечала и вдруг спросила сама:

— Так вы за этим меня звали — чтобы расспрашивать?

— За этим тоже, — уклончиво ответил Жакмор.

— Нет уж, нечего соваться, куда не просят. — Она села, спустила ноги с постели и прибавила: — Вы прекрасно знаете, зачем я пришла. Собираетесь вы заниматься этим делом или нет? Пусть я не умею разговоры разговаривать, но не такая дура, чтобы водить меня за нос.

— Ну и норов у тебя! — вспылил Жакмор. — Проваливай, раз так. Придешь завтра.

Девушка встала и потопала обратно. Однако, увидев сбоку ее грудь, психиатр передумал:

— Ладно, ложись, что ли… Я иду.

Она порывисто задышала и живо влезла на кровать. Когда Жакмор подошел, она перевернулась и подставила круп. Он овладел ею в той же позе, что и утром за кустами.

Анжель лежал рядом с Клемантиной. Сосунки спали крепким сном в своей трехместной кроватке, изредка беспокойно всхлипывая. А Клемантина не спала. Он чувствовал это. Уже целый час они молча лежали в темноте.

Наконец Анжель отодвинулся на прохладное, не нагретое телом место и задел ногой Клемантину. Она встрепенулась, села и зажгла свет. Анжель, полусонный, приподнялся на локте, посмотрел на нее и спросил:

— Что ты? Тебе нехорошо?

Она затрясла головой.

— Я больше так не могу?