… Ла-Мата, Мурсия, Мадрид…
И кровь бесчисленных коррид,
Стук каблучков танцовщиц томных,
Испанский берег в теплых волнах…
Дома – как в сказочной стране,
Как будто белые игрушки…
И в зачарованной земле…
Последняя строка напрочь вылетела из головы, помню только рифму: «подружки…». Для десятилетнего ребенка – шикарные стишата!… Хотя в этом я понимаю совсем немного.
– Чьи, чьи это стихи? – вдруг переспросил Ангел. – Вашей десятилетней внучки?! Но вы же говорили, что ей уже восемнадцать…
И, даю честное слово, в последней фразе Ангела я уловил некоторое разочарование.
– Слушайте! – сказал я. – Уж если вы вторгаетесь в то, о чем я всего лишь думаю, то хотя бы извольте быть внимательнее! Чтобы не задавать идиотских вопросов. Когда она сочиняла эти стихи, ей было десять. А сейчас – восемнадцать! И потом – вы обещали мне больше не лезть в мои мысли…
– Простите, Владим Владимыч, но своими воспоминаниями о внучке вы заполнили буквально все купе! Продохнуть невозможно. А при моем профессионально обостренном восприятии…
– Экая вы у нас тонкая штучка с «обостренным восприятием»!…
Я чувствовал, что еще недостаточно протрезвел, и поэтому вел себя несколько более агрессивно, чем следовало.
– А мыться, зубы чистить вы не пойдете? – проворчал я.
– Уже! – мягко ответил Ангел, не обращая внимания на мой хамоватый тон. – Даже побриться успел.
– Это когда же? – недоверчиво спросил я.
– А вот пока вы были в колонии у Толика-Натанчика и слушали его разговор с отцом Михаилом за часовней. Так вам интересно, что было дальше?
– Еще бы!
Слышно было, как открывались и захлопывались двери купе, кто-то тяжело топал по коридору вагона, за окном мелькали знакомо-забытые областные картинки, а на столике, без малейшего участия проводника, уже стояли два стакана с крепким чаем. И в воздухе купе витали совсем не мои воспоминания о внучке Кате, а превосходный аромат свежезаваренного «Эрл Грея»…
– Ну, так вот, – сказал Ангел, садясь за стол. – Итак, ПРОШЛО ДЕСЯТЬ ЛЕТ!
– Эй, эй! – придержал я его. – Мне нужно знать, что происходило и в этот период!…
– Хорошо. Если вы настаиваете, тогда – вкратце…
В пятнадцать лет Лидочка Петрова основательно забеременела.
Матери исполнителей этого эпохального события – Эсфирь Анатольевна (по паспорту – Натановна) Самошникова и Наталья Кирилловна Петрова, – как две усталые лошади, положили головы на плечи друг другу и рыдали ровно сорок пять минут – академический час.
После чего внутри них прозвучал звонок об окончании обязательного в таких случаях плача и возникло обоюдоприемлемое непоколебимое решение: «РЕБЕНКА – ОСТАВИТЬ!!!»
С готовностью защищать это свое решение до последней капли крови они явились к единственному взрослому мужчине в их уже почти общей семье – к полковнику милиции Николаю Дмитриевичу Петрову.
Стояла невыносимая жара, и худенький, жилистый полковник в одних трусах, на которых веселенькие медвежата били в маленькие барабанчики, сидел на раскаленной, душной кухне и пил холодное пиво.
– Чего это вы обе такие зареванные? – спросил полковник Петров. – Лидка влипла, что ли?
– Да… – хором сказали вероятные в недалеком будущем бабушки. – Но мы решили…
– Я не знаю, что вы там решили, – жестко перебил их полковник в трусах с медведиками. – Но ребенок останется!!! Никаких абортов! Фирка! Прекрати плакать… Наташка, возьми себя в руки немедленно! Будет так, как сказал я!
Тогда Фирка и Наташка все-таки еще немножко поплакали друг у дружки на плече и тоже стали пить холодное пиво вместе с очень решительным полковником Петровым.
– Конечно, – рассуждал Николай Дмитриевич, – Лидку за это надо было бы выдрать как Сидорову козу, но тут мы малость припозднились. Они, по-моему, уже лет с тринадцати трахаются…
– Коля!!! – в ужасе воскликнула Наталья Кирилловна.
Но Петров даже внимания не обратил на этот стыдливо-праведный всплеск своей жены. Подлил всем троим холодного пивка и мечтательно предложил:
– А Тольке хорошо было бы морду набить.
Фирочка с сомнением посмотрела на очень худенького полковника в трусах и робко произнесла:
– Коля… Ты же сам был на Зимнем стадионе, когда он выиграл юношеское первенство республики по вольной борьбе в среднем весе. В нем же семьдесят два килограмма страшных мускулов!… Это в пятнадцать-то лет… Умоляю тебя, будь осторожен, Коля!
– Тоже верно… – Полковник сам подивился легкомысленности своего предложения и полез в холодильник за очередными бутылками…
Читать дальше