Жан-Люк Утерс - Путешествие с Люком

Большой Каньон в Колорадо представляет в природе такой же феномен, как Венеция для цивилизации. О Венеции давно уже все сказано. И о Колорадо тоже давно все сказано. Они постоянно мелькают и в фильмах, и в глянцевых журналах. Они служат декорацией для рекламы автомобилей и дефиле высокой моды, одинаково пошлой. Однако стоит вам попасть в город Дожей и увидеть Большой канал, кварталы Джудекки, набережные Фондамента Нуове, как вы приходите в экстаз и любуетесь ими со слезами на глазах, задыхаясь от избытка красоты. То же самое вы испытываете, попадая на вершины Колорадо. Вы смотрите — и не верите своим глазам. Но здесь вы переживаете эмоции совсем иного рода, ибо Большой Каньон ни в коей мере не обязан своей красотой человеку. Так и чудится, что здешняя природа открывает перед вами свой предел, как будто земля в этом месте закончилась, расколовшись надвое, а над этой бездной простирается лишь такая же бездонная небесная пустота.

В красоте Колорадо есть некая безмерность, заставляющая поверить в существование Бога. Ибо это грандиозное зрелище, в силу своего величия превосходящее понимание, просто обязано иметь Создателя. Сколько обращений к вере произошло на краю этой пропасти? Думаю, ничего подобного нельзя сказать о Венеции, обязанной своим существованием человеку, хотя ее церкви возводились во славу Божию. В Венеции ваш трепет порожден боязнью, что эти дворцы, стоящие на воде, могут быть ею же поглощены. На краю Большого Каньона вас охватывает иной страх: вы чувствуете, что ваш путь подошел здесь к концу, и возврата не будет.

Едва выйдя из машины, я тоже ощутил этот страх. Я шел вдоль парапета, ограждающего людей от намерения уподобиться Икару, глядя вниз и не веря своим глазам, вконец ошеломленный, утративший способность к рассуждениям и дар речи. Но разве нужны слова там, где сказать нечего?! Какой эфемерной, смехотворно мелкой казалась человеческая жизнь перед лицом того, что должно было пережить нас на миллионы лет! Жюли, потрясенная не меньше, чем я, оторопело поглядывала на меня. А Люк, точно астронавт, высадившийся на Марс, поджидал на краю пропасти этой новой планеты, возникшей из небытия, появления новых существ, ее населяющих. Да и сам я, признаться, был в таком состоянии, что ничуть не удивился бы, увидев, как из трещины в скале выползают обитатели внеземной цивилизации, какие-нибудь чудища с мигающими лампочками вместо глаз, во множестве фигурирующие в научно-фантастических романах и фильмах.

Мы и мечтать не смели об остановке на фоне такого пейзажа. Обустроившись, мы снова застыли на месте все трое, вместе с зачарованным Люком, глядя, как под лучами заходящего солнца скалы меняют свой цвет от светло-охряного до темно-коричневого. Когда дневное светило исчезло за горными пиками, гигантским провалом завладели огромные тени, постепенно окутавшие его непроницаемой тьмой.

Нам не составило труда проснуться в пять часов утра: мы давно уже привыкли выезжать затемно, до наступления беспощадного зноя. Однако на этот раз мы встали рано с другой целью — увидеть восход солнца, полюбоваться игрой света на этих скалах. Все происходило очень медленно: сначала первые сполохи зари окрасили утесы в темные цвета — сочетание пурпурного, фиолетового и индиго. Трудно подобрать точное название этим оттенкам, настолько незаметно они менялись, скользя по стенам обрыва и не задерживаясь ни на миг. Когда же над гребнями каньона взошло солнце, их сменила целая симфония коричневых, потом желтых и красных тонов, властно изгнав на дно пропасти темные краски, неуловимые, как тени.

Мы поняли, что оставаться в этих волшебных местах больше двух-трех дней опасно: такой пейзаж мог навсегда отбить вкус к возвращению на обычную землю. Поэтому мы решили ехать дальше, поднявшись вверх по реке Колорадо до озера Пауэлл, что на границе со штатом Юта.

Направляясь к западу, мы увидели город, возникший перед нами подобно миражу. Поначалу при взгляде на Лас-Вегас трудно поверить, что это творение человеческих рук. Но потом приходит в голову, что он представляет собой квинтэссенцию людской фантазии, словно перед тем, как исчезнуть с лица земли, люди создали из всех компонентов своей цивилизации этот последний символ урбанизма, воплотив в нем характерные свойства человечества — манию величия, страсть к игре и наживе. И чудится, что, когда человека вычеркнут из списка обитателей планеты, Лас-Вегас будет по-прежнему сверкать всеми своими огнями и звенеть монетами своих «одноруких бандитов».