Владимир Кунин - Пилот первого класса

— Ври больше. Небось без копеечки сидишь?

— Чтоу вас у всех, пожилых, мозги набекрень из-за этой «копеечки»?. Да чихал я на эту «копеечку»!

— Ну ладно, ладно... Приходил-то зачем?

Димка учел ветер, довернул градуса на три, выровнял машину и ответил:

— А может быть, мой вчерашний приход к вам был продиктован порывом души?..

— Деньги-то у тебя хоть есть?

— Есть. Леха позавчера четвертачок ссудил...

— Что еще за Леха? — разозлился я и почувствовал, как боль из затылка стала толчками перемещаться к вискам.

— Леха — завскладом горюче-смазочных материалов. Мой бывший патрон.

— А-а-а...

Леха был неплохим пареньком.

Прошли мы курсом минут двадцать, и боль в голове стала затихать. Все тише, тише, тише. Теперь только изредка толкает несильно и снова исчезает...

И на смену ушедшей боли вдруг подкатила такая слабость, такое безразличие, будто лечу я пассажиром, никакого отношения к авиаторскому делу не имеющим. Что показывают приборы, что говорит двигатель — ничего не понимаю и даже вникнуть не пытаюсь.

Сижу смотрю на свой штурвал, который будто сам по себе перемещается, повторяя движения Димкиного штурвала, и никак не могу сообразить, что со мной происходит.

Димка на меня посмотрел. Я ему рукой махнул: давай, мол, давай... Все в порядке...

Он кнопку СПУ — самолетно-переговорного устройства — нажал и говорит:

— Сергей Николаевич! Хотите, анекдот расскажу?..

И, не дожидаясь моего согласия, закричал, внимательно глядя на горизонт и сверяясь с показаниями приборов:

— Значит, так... Встретились истребитель и вертолетчик. Раньше вместе летную школу кончали. Встретились, пошли в ресторан. Вертолетчик налил истребителю полстакана, а себе целый стакан...

Я посмотрел на приборную доску, слегка повернулся к Димке и стал понемногу приходить в себя.

— А истребитель ему и говорит: «Что же ты себе полный, а мне только половину?!» А вертолетчик ему отвечает: «Пока я до рта донесу, и у меня половина останется...»

И, видя, что я ничего не понял, Димка добавил:

— У них же трясет жутко... вибрация.

Я протянул руку к штурвалу, нажал кнопку и вяло спросил:

— У кого?

— У вертолетчиков... Возьмите штурвал на секундочку.

Я включил вентилятор. Раза три глубоко вздохнул и, поставив ноги на педали, взял штурвал в руки. И почти ожил.

Димка отпуятил свой штурвал и показал мне, как трясет вертолетчиков.

— На «Ми-шестом» десять тонн одних крутящихся частей! Представляете?.. Говорят, они из машины выходят, а их все трясет и трясет. Называется «пляска святого Витта»...

Мне было наплевать на все, что рассказал Димка, но его дурацкая история привела меня в пристойное состояние. А кроме всего прочего, мне Димка уже нравился и так, без всяких своих анекдотов, и поэтому я улыбнулся ему и сказал:

— Мели, Емеля...

По тому, как Димка обрадовался, я понял, что он с самого начала заметил, что мне плохо, и своей трепотней просто пытался меня развлечь. Мало того, теперь он во что бы то ни стало хотел продолжить свою благородную миссию.

— А хотите, Сергей Николаевич, я вам потрясающий случай расскажу из своей жизни?

— Нет. Из твоей жизни не хочу, — сказал я и убавил обороты двигателя.

Димка посмотрел на приборы, на землю и повторил:

— Потрясающий! В прошлом году...

— Помолчи, — сказал я и начал снижение.

— Можно, я посажу? — Он положил руки на свой штурвал.

— Ладно уж, сиди отдыхай...

Я люблю прилетать на такие маленькие аэродромчики. На некоторых, как на этом, нет даже радиосвязи. Только телефон. Собственно говоря, это и не аэродром. Это «точка». Грунтовая взлетно-посадочная полоса, или, как говорят у нас, ВПП, домик дежурного, полосатый конус, журнал регистрации рейсов, расписание вылетов, пачка билетов и сам дежурный, он же диспетчер, он же завхоз, он же кассир — словом, царь, бог и воинский начальник.

На таких «точках» люди не меняются годами — они живут в этих домиках, обзаводятся маленьким и крепким хозяйством, а свои крохотные огородики доводят до такого совершенства, что любой из них мог быть удостоен самой большой сельскохозяйственной медали.

Но на эту «точку» я особенно люблю прилетать. Здесь живет мой старый приятель — Павел Федорович Бойко, мужичонка шестидесяти лет, одинокий, наивный и очень добрый. Для него каждая посадка — праздник. И поэтому у него самая лучшая полоса всего нашего района полетов.

Он в курсе всех эскадрильных дел, Знаком со всеми летчиками и техниками, и, несмотря на то что его домик стоит в двухстах километрах от нашего Добрынина, он сравнительно часто бывает у нас. Ходит по гостям, пьет чай, улыбается, помалкивает и со стариковским наслаждением курит «Казбек». Есть у него такая еще с довоенного времени страстишка.