Владимир Кунин - Пилот первого класса

— Не боись, Димитрий! — лихо ответил дед. — Все будет в ажуре!..

Все будет в ажуре! Все будет в ажуре... А если он летать больше не сможет? Что тогда будет?.. Все ли тогда будет в ажуре?

В шестнадцать часов с копейками мы прилетели в Добрынино.

Я побежал сдавать портфель и на лестнице нос к носу столкнулся с Василием Григорьевичем Селезневым.

— Соломенцев! Где командир? — спросил Селезнев.

Я буквально похолодел. Неужто он мог что-нибудь узнать? Но от кого? Когда? Я лихорадочно стал вспоминать всех пассажиров — кто из них мог рассказать Селезневу про три захода на посадку?..

— Что с тобой? — удивился Селезнев. — Я тебя спрашиваю, где Сергей Николаевич?

— А что такое? — попытался я узнать, в чем дело.

— Нет, ничто в мире не совершенно, — вздохнул Селезнев и с жалостью посмотрел на меня. — Недавно, если ты помнишь, я на последнем разборе полетов с удовольствием отмечал, что ты становишься пристойной личностью. Но я и понятия не имел, что одновременно с этим ты начисто утратил представление о форме разговора с командиром эскадрильи. Не говоря уже об элементарной вежливости...

— Простите, пожалуйста, Василий Григорьевич, — сказал я.

— Ладно, махнул рукой Селезнев. — Передай Сергею Николаевичу, что ваш аэроплан становится на регламентные работы. Он может завтра отдыхать, а ты, неуч, чтобы утром в девять тридцать сидел в летном классе на занятиях. Понял?

Я чуть в пляс не пустился! Вот везуха так везуха!.. Значит, мой Серега запросто сможет очухаться за это время и прийти в норму. Отлежится немного, отдохнет, и, как говорит дядя Паша, все будет в ажуре!.. Да и я кое-что тут придумал.

— Ты меня понял? — повторил Селезнев.

— Так точно, Василий Григорьевич! — рявкнул я. — Как прикажете, Василий Григорьевич! Разрешите идти?

Селезнев внимательно посмотрел на меня, поманил пальцем и тихонько сказал:

— Как только найдешь свободную минутку, загляни в медпункт к Катерине Михайловне и попроси у нее направление к психиатру. По-моему, тебе настало время обратиться к специалисту...

— Слушаюсь, Василий Григорьевич! — рявкнул я еще громче и помчался на стоянку.

Вечером я вломился в аптеку за десять минут до закрытия оптического отдела. Ну почему оптический отдел должен закрываться в семнадцать тридцать? За два с половиной часа до закрытия всей аптеки? Фантастика какая-то!..

Несмотря на крахмальную рубашку и тщательно отутюженные брюки, вид у меня, наверное, был более чем жалкий.

Старенький аптекарь крохотного роста недобро смотрел на меня снизу вверх. Везет мне последнее время на стариков! Я никак не мог объяснить ему, какие мне нужны очки.

— Обыкновенные, — тупо говорил я.

— Плюс или минус?.. — выходил из себя старичок.

— Откуда я знаю...

— Может быть, вам нужны темные, от солнца? — брал себя в руки аптекарь.

Все-таки у этого старика была железная выдержка! На его месте я бы убил такого клиента, как я.

— Нет, — уныло отвечал я. — Мне нужны светлые, для земли...

— А сколько диоптрий?

— Понятия не имею...

— Молодой человек! — торжественно провозгласил старик. — Не морочьте мне голову! Идите себе...

Уйти? Ну уж дудки! Я выпрямился и показал характер. Исчезла просительная интонация, и в моем голосе прозвучали жесткие ноты:

— Никуда я не пойду. Мне нужны очки.

— Какие? Я уже в сотый раз спрашиваю!.. — простонал аптекарь.

Но моей жесткости хватило ненадолго, и я снова заковал себя в рабство.

— Доктор... — жалобно произнес я.

— Я не доктор. Я провизор, — не принял старик моей лести.

— Ну все равно...

— Правильно!.. — окончательно взбеленился провизор и выплеснул на меня многолетнюю тоску по докторскому званию: — Правильно! Вам все все равно! Поэтому вам все равно, какие очки покупать!

Это был конец, В лучшем случае он сейчас выскажет мне все, что он думает о нынешней молодежи, а в худшем...

— Послушайте, товарищ провизор, — быстро сказал я. — Он взлетать может, а садится плохо. Чем ближе земля, тем хуже он ее видит...

Старик все понял, и в нем снова проснулось достойное презрение к оболтусу.

— Хватит! С этого надо было начинать!..

Он взял несколько пар очков и стал примерять их на свой толстенький носик, глядя на табличку с надписью: «Очки отпускаются только по рецепту врача».

Принято считать, что авиационные техники — это люди, когда-то погубившие в себе мечту стать летчиками. Будто бы с детства такой человек готовил себя к тому, чтобы взмыть в воздух, и уже вот-вот готов был причислить себя к клану покорителей пространства, как вдруг судьба вырвала у него из рук штурвал и оставила его на земле. И тогда этот человек, свято верующий в то, что, кроме авиации, ничего на свете не существует, решает стать авиатехником. Чтобы хоть как-нибудь сопутствовать своей несбывшейся мечте. Он проникается ответственностью и неповторимостью своего нового назначения, нежно и трепетно влюбляется в шплинтики, тросики, корончатые гаечки, поршни, карбюраторы, бензин Б-70 и масло МС-20...