— Нет, не понимаете! — воскликнул этот великий трагик. — Самый сложный рейс — Соломенцев! Самый опасный вылет — Соломенцев!..
Я испуганно приподнял голову. Вот ведь ужас-то какой!
— Посадки в пургу, полеты в грозовой облачности, спасение умирающих — все Соломенцев, Соломенцев, Соломенцев! Один не хочет, другой боится, третий не может... Кто летит? Соломенцев!
Мне показалось, что я слышу бурю аплодисментов, напрочь заглушивших прекрасную сопроводительную мелодию оркестра. Пауза. И снова зарыдали скрипки!..
— Соломенцев... — нежно повторила девчонка. И тут же робко попросила: — Ну Дим... Ну убери руку... Ну просят же как человека...
— Ну ладно, ладно... — согласился Димка хрипловатым голосом. — Слушай, а чего это ты, молодая, здоровая, и в сторожихах?..
— А тебе-то что? — В голосе девчонки послышались неприязненные нотки.
— Ну так... Просто странно.
Молчание. И тихо ответила девчонка:
— Ничего странного. Я с прошлого месяца на легкой работе.
— Что это за «легкая работа»?
Великий трагик уступил место простаку.
— Ну, в положении я... — смущенно сказала девчонка.
Я перевернулся на бок и запихал угол клеенчатой подушки в рот. Очень противно, но другого выхода не было!
— А муж где же? — растерянно спросил Димка.
— В армии...
И опять молчание.
— Так-так... — наконец сказал Димка. — Ну что ж... Счастливого дежурства.
— Спокойной ночи, Димочка! — ласково ответила девчонка.
А я быстро замотал свою голову старой кожаной курткой, потому что клеенчатая подушка меня уже не спасала...
Я наконец перебралась со своим медпунктом в новое помещение.
— Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, — сказал Селезнев. — Это же почти абсолют счастья любого эскадрильного врача!
Действительно, медпункт получился очень миленьким. Каждому шкафчику, каждой тумбочке было найдено место, проведен телефон и поставлено переговорное устройство с динамиком и микрофоном для внутрипортовой связи. Я соорудила очаровательные занавески из внутренних домашних ресурсов и, воспользовавшись обилием свободного места, поставила у окна маленький столик для Ляльки. Все равно она почти весь день торчит у меня. Сама Лялька притащила свою скамеечку, краски, карандаши, бумагу и еще какую-то мелочишку. На столик она усадила старую драную обезьяну, вытертого вельветового медведя без левой лапы и ужасно некрасивую куклу Луизу.
Лялька обычно сидит лицом к окну и никогда не поворачивается. До того, что происходит у нее за спиной, Ляльке дела нет. Она рисует. Она почти всегда что-нибудь рисует.
— Ты учти, старушка, — сказал Селезнев, показывая глазами в Лялькину сторону. — Вот-вот прилетит из управления медкомиссия... Я не думаю, что они будут в большом восторге, когда в твоем кабинете увидят этот симпатичненький филиал комнаты матери и ребенка.
— Ты меня предупредишь, и я заблаговременно все это уберу, — успокоила я его.
— Папа! — не поворачиваясь, сказала Лялька. — А слоны зеленые бывают?
— Нет, котенок. Слоны обычно серые, — ответил Селезнев.
Садилась чья-то машина. Селезнев привычно посмотрел в окно, на часы и удивленно поднял брови.
— Это еще кто? — спросил он сам себя.
— Дядя Сережа Сахно с «химии» прилетел, — сказала Лялька, поглядев на самолет.
— Ты-то откуда знаешь? — спросила я.
— А у них три последние цифры — шесть, два и пять, — невозмутимо ответила Лялька, продолжая рисовать.
— Точно... — растерянно сказал Селезнев. — Шесть, два и пять...
— Они когда в колхоз улетали, я их провожала, и мы с дядей Димой пели песню: «Я тебя провожала и слезы сдержала, и были сухими глаза!..» А дядя Сережа как на него крикнет, и они улетели...
— Не ребенок, а что-то особенное, — пробормотал Селезнев. — Поставь, пожалуйста, штампик. — Он протянул мне свой полетный лист.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила я.
— Морально? Физицки?
— Физицки, физицки... — невольно впадая в его тон, засмеялась я.
Он обошел стол, наклонился надо мной и, касаясь моей щеки, одними губами шепнул:
— Катька...
А потом вдруг резко выпрямился и громко спросил:
— Лялька! Хочешь братика?
— Не-а! — мотнула головой Лялька.
— Ты в своем уме?.. — испугалась я.
— Ставь, ставь штампик.
— К обеду будешь?
— Да. Только в Котлинск схожу и обратно.
И в это время я услышала мотоцикл Азанчеева. Это мог быть только он. Я слышу этот мотоцикл каждое утро. Я этот мотоцикл уже наизусть выучила...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу