Теперь же, войдя в спальню фон Бризенов, первое, что она увидела, — это смятые подушки в медсанбатовских наволочках на широченной кровати с пошловато-безвкусным резным баронским гербом в изголовье. Слева от того места, где этой ночью спала она, совсем рядом лежала подушка Анджея. Она еще хранила примятость от его головы, и Васильевой в одно мгновение стало наплевать и на старика Дмоховского, и на его душевные переживания.
Неожиданно ее окатила волна нежности такой потрясающей силы, что у нее чуть не подогнулись ноги, едва не остановилось сердце. Она сделала несколько неверных шагов, опустилась у кровати на колени и зарылась лицом в подушку Анджея. Она почувствовала запах его тела, услышала его дыхание, ощутила на себе прикосновение его рук. Ей казалось, что она может без малейшего напряжения восстановить в памяти каждую секунду прошедшей ночи. Каждый его взгляд, движение, каждое его слово. Такое с ней стряслось впервые в жизни, и она это поняла не ночью — в близости с ним, а только сейчас, когда его не было рядом с ней. «Только бы нам выжить!..» — вспомнила она последнюю фразу Анджея.
Она стояла на коленях перед чужой огромной кроватью, застеленной чистым армейским постельным бельем, вжималась лицом в его подушку и думала о том, что если судьба ей и дальше разрешит быть счастливой и продлит ее жизнь с ним, то более нелепого брачного ложа им никогда не выдумать. Уж больно по-дурацки выглядела эта мещанская генеральско-баронская кровать! Она подняла голову от подушки и вслух повторила его последние слова:
— Только бы нам выжить...
Минут через двадцать из дома фон Бризенов примчался посыльный и доложил Зинке, что майор Васильева срочно вызывает к себе младшего лейтенанта медицинской службы Бойко. Зинка, у которой предотъездных дел было еще невпроворот, ругнулась про себя и побежала через дорогу.
Она отворила дверь комнаты Васильевой и остолбенела. Екатерина Сергеевна стояла перед зеркалом. На ней была обычная старая офицерская шинель, по воротнику и плечам которой струилась роскошная черно-бурая лиса — такая модная в последние предвоенные годы. Под лисой не было видно ни погон, ни петлиц, ни грубого шинельного воротника.
— Батюшки светы!.. — только и сумела вымолвить Зинка.
— Нравится? — спросила Васильева и сняла лису с плеч.
Не в силах ничего ответить, Зинца только рукой махнула. Васильева протянула ей лису, улыбнулась:
— Возьми.
— Да вы что?! Ни в жисть!..
— Возьми, Зинуля. Война кончится, приедешь к себе домой, накинешь эту зверюгу... — Васильева сама набросила ей на плечи лису, застегнула прямо на Зинкином белом халате. — И все мужики — у твоих ног!
Со страдальческим выражением на лице Зинка уперлась глазами в зеркало, не смогла оторваться от своего отражения.
— А вы-то как же?.. — простонала она.
Васильева уже складывала в вещмешок зубную щетку, жестяную коробку с порошком «Мятный», мыло, одеколон, свитер, две запасные обоймы для пистолета ТТ, мужские брюки десантника с коричнево-зелеными маскировочными разводами. В полевых условиях она всегда ходила в этих брюках.
В медсанбатовском дворе бешеными оборотами взревел автомобильный двигатель, куда-то рванулась машина, взвизгнула покрышками на крутом повороте и прогрохотала мимо дома по улице. И тут же ей вслед раздались крики:
— Стой! Стой, сволочи!
Васильева выглянула в окно, но из-за полукруглого палисадника у дома ничего не увидела и удивленно сказала:
— Что там еще у них приключилось?
Зинке показалось, что Васильева просто не захотела ответить ей на вопрос, и она снова прилипла глазами к зеркалу, томно поводя плечами под роскошной лисой. Расслабленным голосом Зинка сказала:
— А черт их знает... С мужиками всегда так — что-нибудь да обязательно с ними произойдет.
С криком «Разрешите войти!» в комнату влетел разъяренный Степан Невинный. Словно куль с тряпьем, он тащил за собой шофера Мишку.
— Товарищ майор, союзники «санитарку» угнали!!! — заорал он с порога. — Вот этот... виноват, товарищ майор! Эта дубина своими руками ключи им от машины дал!..
— Товарищ майор... — заныл Мишка. — Он сказал, что только двигатель проверит. Он шофер итальянский. Он мне говорит: «Дай чуток проеду по двору... Не бойся». Я и дал...
— Это он тебе по-итальянски сказал? — поинтересовалась Васильева.
— Ну да...
— И ты понял?
— А чего тут не понять? — скромно потупился Мишка. — Он — шофер, я — шофер.
Этого Невинный уже не мог выдержать и так тряхнул Мишку, что у того даже ноги оторвались от пола.
Читать дальше