Владимир Кунин - Мика и Альфред

Но ему никто не отвечает… Никто рукой не помашет. Может быть, потому, что они его не слышат?… Или УЖЕ не слышат?!

Опускается один черный парашют на Микин остров, второй, третий… Мика что было сил бежит к ним, ноги вязнут в песке!…

Лежат все черные парашюты с черными парашютистами на солнечно-желтом песке, в пенистой у берега, теплой, ласковой воде… И никто не шевелится… Только черные купола слабенько колышутся от прибрежного ветерка…

Подбегает Мика к одному – Витек-Тумба, бывший форточник, лучший снайпер в школе – МЕРТВЫЙ!…

Бросился ко второму – Ленька-Барбос, по «хулиганке» чалился, подрывник Божьей милостью!… Тоже МЕРТВЫЙ…

Мика к третьему! Аркашка-Пекарь – «кукольник». Никто лучше его ножик не бросит, а уж как «удавку» на глотку накидывал – инструктора завидовали! И Аркашка – МЕРТВЫЙ…

Господи… Да что же это?! Почему они все МЕРТВЫЕ? Ну кто-нибудь должен был выжить?… И тут Мика понимает, что в ЖИВЫХ остался только он сам…

Плачет, захлебывается слезами и все понять не может – почему его, Мику Полякова, Мишку-художника, старшего этой группы, не взяли с собой в этот самолет?…

А вокруг желто-зеленого острова с черными трупами и черными парашютами – сверкающий на солнце теплый океан…

Десятого мая тысяча девятьсот сорок четвертого года шестнадцатилетний помощник лаборанта клиники нервных болезней Михаил Поляков был призван Сталинским районным военным комиссариатом города Алма-Аты в ряды Советской армии и направлен в поселок Чирчик Узбекской ССР в распоряжение командования ТВАШ – Ташкентской военно-авиационной школы.

До окончания войны оставался всего один год…

… Вета – жена русского вице-консула Димы – вывела Михаила Сергеевича Полякова из резиденцтеатра к своей машине, но тут уже Михаил Сергеевич немного пришел в себя, галантно поцеловал Вете руку и сказал, что домой он доберется самостоятельно.

Тогда Вета попросила разрешения хотя бы немного проводить Михаила Сергеевича, взяла его под руку и бережно повела через два мощеных двора резиденции баварских королей на Одеонсплац, прямо на стоянку такси.

Там Михаил Сергеевич поблагодарил Вету за внимание, передал привет Диме и генеральному консулу и сел в такси. Назвал шоферу свой адрес, откинулся на спинку сиденья и обессиленно прикрыл глаза…

Открыл он их только тогда, когда, стоя уже под светофором на углу Принцрегентенштрассе и Миттлерер-ринга, шофер повернулся к Михаилу Сергеевичу и попросил с сильным турецким акцентом:

– Пожалуйста, повторите свой адрес…

– Нойеперлахцентрум. Герхард-Гауптмана-ринг, одиннадцать.

– Спасибо. Такая жарища, такая духота – мозги плавятся!… – в оправдание своей забывчивости сказал шофер.

И в подтверждение того, что ему очень не нравится, когда плавятся его собственные мозги, добавил привычное баварское полуматерное ругательство, которым с равным успехом пользуются привокзальные ханыги, дети и ведущие чуть ли не половины каналов германского телевидения.

– Все!!! – решительно заявил Альфред, как только Михаил Сергеевич переступил порог своей квартиры. – Все!… Ближайший месяц-полтора не приму ни одного «заказа»!… На тебе лица нет. Посмотри на себя в зеркало!… На что ты похож?!

Альфред сидел под потолком на книжном стеллаже и крутил в руках недавно подаренный ему глобус.

Из кухни одуряюще тянуло жареной колбасой и запеченым сыром.

Михаил Сергеевич ничего не ответил Альфреду – просто сил не было препираться с ним и воевать с его заботливо-тираническим максимализмом. Нужно было промолчать, не вступать с Альфредом в спор и не пытаться отстаивать свою точку зрения на те или иные грани их совместной жизни.

Тогда Альфред засуетится, начнет поигрывать в этакого простачка, который «може, чего и не дотямкал, а по простоте душевной»… ну и так далее. И заткнется со своими требованиями, придирками и указаниями.

Михаил Сергеевич снял туфли, выходной костюм, галстук и стал молча переодеваться в легкие тренировочные порточки и старые итальянские стоптанные сандалии, уже давно превратившиеся в удобные домашние тапочки.

– И яичницу с луком, колбасой и сыром я тебе тоже в последний раз делаю, – строго продолжил Альфред и водрузил глобус на стеллаж. – С завтрашнего дня сядешь на каши и отварную курицу. Минимум дней на десять… С твоим эзофагитом и диафрагмальной грыжей…

Тут Альфред стал слезать со стеллажа.