Владимир Кунин - Мика и Альфред

На нервной почве Альфред то и дело подпрыгивал, облетал сонного Мику, зависал над ним, слегка нелепо жестикулировал, стремительно перемещался по воздуху из одного конца бывшей Микиной мастерской, где тот устроил себе на эту ночь старое привычное лежбище, в другой конец и, вероятно, от перевозбуждения в своей нервной стремительности ногой задел висящую под потолком лампу с желтым польским волосатым абажуром из крашеной пеньки, откуда прямо на Мику снизошло гигантское облако пыли!…

Мика расчихался, расфыркался и шуганул Альфреда таким армейским матюгом, что несчастный Альфред, нафаршированный какой-то ведомой только ему информацией, пулей вылетел из мастерской в захламленный кабинет, где и успокоился на «своем» диване, точно под тем местом, где когда-то, до переезда в Мюнхен, висел его портрет, подаривший ему жизнь…

… Сейчас, под мерный убаюкивающий гул самолетных двигателей, Альфред похрапывал над Микиным креслом в обнимку с их дорожной сумкой. Отсыпался за почти бессонную последнюю ночь в Ленинграде. Чуть ли не до утреннего появления Степана он все что-то записывал в кабинете, рассчитывал, зачеркивал, в каких-то пунктах своих записей ставил убедительные восклицательные знаки, в каких-то – неуверенные вопросительные…

Мика тоже подремывал в своем бизнес-кресле. И сквозь усталую дремоту вяло подумывал о том, что поступил неверно, ничего не сообщив сыну Сереге о своем трехсуточном пребывании в Ленинграде…

Вспомнил, как трижды через знакомых немцев оформлял Сереге гостевой вызов в Германию, ибо сам герр Поляков, как гражданин СССР, а потом и России, никого вызывать к себе не имел права. Обещал Сереге оплатить билет и проживание в Мюнхене, обещал свозить его в Париж или Вену… А когда Серега женился вторично, переправил ему около тысячи долларов – часть на билет, часть на свадебный подарок.

Но Серега так ни разу и не прилетел к отцу в Мюнхен. Мику это привело в недоброе уныние и на какое-то время к острому нежеланию видеть Серегу.

А потом по цепочке пришло воспоминание о том времени, когда он, его любимая Женщина и маленький Серега жили на Обводном канале, в одиннадцатиметровой комнатке коммунальной квартиры…

Эту комнатенку Мика получил в результате развода и размена своей квартирки на Ракова. Тогда Микина бывшая жена и Серега поселились в прекрасной двадцатичетырехметровой комнате на Васильевском, а Мике достался тошнотворный «пенал» в одиннадцать квадратных метров на Обводном…

После гибели бывшей жены Мика сразу же забрал маленького Сережку к себе на Обводный. Из Подмосковья примчалась мать бывшей жены – истово партийная и сурово пьющая старуха. Потребовала отдать ей Серегу. Чем только она не угрожала Мике! Как только не проклинала…

Мика выстоял – Серега остался с ним. Старуха прописалась на Васильевском, встала там на партийный учет и запила с новыми собутыльницами и старым, заскорузлым антисемитом – бывший муж-то покойной дочери наполовину же «яврей»!…

Когда же на Обводном канале возникла Микина любимая Женщина – все как-то само собой пришло в норму.

… И чего это Мика вдруг сейчас вспомнил об Обводном канале?… А-а!… Вот почему: там, на Обводном, с Микой произошел замечательный случай!

Денег тогда в доме не было ни гроша. Жили на те шестьдесят два рубля, которые Любимая приносила из театра, где работала костюмером. Мика ночами халтурил на Московской товарной – разгружал вагоны по червонцу за ночь, а днем отсыпался и рисовал…

Это был год феерического безденежья и неудач: выставки срывались, предложения поступали редко, договора заключали крайне неохотно, а все из-за одной вонючей статейки в «Смене» – дескать, «…карикатуристы и так называемые „художники" типа печально известного М. Полякова под видом сатиры и юмора позволяют себе неприкрытое очернительство советского строя…».

Даже в районное КГБ вызывали. Хорошо, что Степа тогда еле-еле, но отмазал.

Поутру Любимая отвела Серегу в школу – он тогда учился во втором классе, – а сама уехала в театр. Мика остался дома один. У него был копеечный договор с «Детгизом» на картинки к какой-то книжке, и он сильно затянул со сдачей рисунков…

Квартира была пуста – старики, жившие в одной из комнат, уехали в деревню, вторая соседка-стерва была на работе, и Мика спокойно рисовал в своем «пенале», заставленном тахтой, книгами, шкафом, Микиным и Серегиным секретером и красивым низеньким столиком любимой Женщины. Серегина раскладушка удобно размещалась за портьерой окна, упиравшегося прямо в стену соседнего дома.