Владимир Кунин: Сволочи

— Не боись, Валька... Я тебе всю рану стрептоцидом засыпал, пока ты в отключке был... Таблетки размял и засыпал!.. Американский стрептоцид, оранжевый... Дядя Паша дал... Говорит: «Упаси Бог, что-нибудь с Тяпой, сразу же стрептоцидом этим!.. И полный ажур!» — говорит...

— Чем это меня, Кот? — тихо спрашивает Тяпа.

— Осколком, наверное... Скальным осколком, думаю. Но ты не тушуйся... Кровянку я тебе жгутом остановил, пару часиков отдохнем и начнем тихонько спускаться... Я по карте смотрел — внизу деревушка какая-то. Выйдем к людям, найдем доктора... Не все же там ссучившиеся!

Тяпа впервые посмотрел на Костю осмысленно.

— Слушай, Котька... — прерывающимся голосом с трудом проговорил Тяпа. — Хотел тебя раньше спросить... но стыдился...

— Сейчас-то чего уж... — сказал Костя.

— Вот и я подумал... — от смущения Тяпа даже попытался криво ухмыльнуться. — Скажи, у тебя когда-нибудь с девчонками было ЭТО?

— Нет. А у тебя?

— И у меня не было, — печально вздохнул Тяпа. — Но я видел ЭТО!

— Повезло... — серьезно сказал Костя.

— А теперь, Котька, дай мне мой «шмайсер». И взведи его. Мне одной лапой не оттянуть...

— Ты что, Тяпа?! — испугался Костя. — Ты что, гад, делать собрался?!

— Не ори. И так в голове все горит, а ты орешь... Не бзди, Котяра, самострелов не будет. Взведи пушку и дай мне в руку!..

Костя взвел автомат, отдал его Тяпе.

— Теперь собери свое шматье и отойди от меня, — сказал Тяпа.

— Зачем?

— Делай, что говорю... — И Тяпа наставил автомат на Костю. — Не тяни. Больно же мне...

Костя подобрал свое оружие, часть оставшейся амуниции.

— Иди, Котька... — тихо сказал Тяпа, не опуская автомат. — Иди, корефан мой единственный... Вдвоем — не выбраться. А один ты уж как-нибудь... Ты сможешь, я тебя знаю.

— Успокойся, Валюха... Это у тебя бред сейчас!..

— Иди! — приказал Тяпа и направил автомат на Костю.

— Не-е-ет!!! — И Альпы трижды повторили Костин крик.

— Просил же тебя не орать, — тихо проговорил Тяпа. — Иди.

— Я не могу...

— Сможешь, — жестко сказал Тяпа и полоснул короткой автоматной очередью над головой Кости Чернова. — Иди!

— Что же ты делаешь, сука рваная?! — заплакал навзрыд Костя.

Ответом ему была еще одна автоматная очередь.

— Что же ты делаешь, сволочь?!! — рыдая, прокричал Костя.

— Иди, Кот... — сказал Тяпа. — И не вздумай возвращаться за мной. Пришью, как Жучку. И не оглядывайся. Дай отдохнуть...

И Тяпа прикрыл глаза, чтобы не видеть, как уходит Костя.

ЮБИЛЕЙНЫЙ ДЕНЬ ПОБЕДЫ СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТИЛЕТИЙ

«...День Победы порохом пропах, День Победы со слезами на глазах!..» — излишне бодро в маршевом ритме орут динамики на всю площадь, по которой мимо заполненных трибун...

...медленно идут и спотыкаются очень старые старики, увешанные от глотки до причинного места старыми военными наградами.

Стараются идти строем... Плохо у них это получается — кто на протезе, кого подагра замучила, кто еле волочит ноги от нищеты и старости...

И только один из них — красивый моложавый старик со шрамом через все лицо, бывший Котька-художник — Константин Аркадьевич Чернов — идет бодро, стараясь попасть в маршевый темп знаменитой песни. Вот только нет у него на модном пиджаке ни одного орденишки, ни одной медальки!..

Идет этот жалкий строй «победителей» мимо трибун, где стоят гости столицы России, прибывшие из всех стран мира на юбилей Дня Победы...

Треплются пожилые зарубежные гости по-английски, по-французски, по-итальянски...

Один худенький пижонистый старичок с очень живым глазом только что болтал со старой американкой по-английски, потом с соседями с другой стороны — по-итальянски и вдруг увидел...

...в старческом строю Константина Аркадьевича. Без орденов и медалей...

Ухмыльнулся старик итальяшка, выдернул два цветочка из букета старой американки — один вставил себе в пиджачный карман, а со вторым цветком вышел из рядов гостей и...

...резво пристроился к ковыляющим ветеранам, чудом не погибшим тогда и не помершим сейчас.

Только теперь мы увидим, что у этого итальянского старого пижона, у этого семидесятипятилетнего «мышиного жеребчика» нету левой руки!..

И торчит из левого рукава жесткий протез в неподвижной кожаной перчатке...

Поравнялся худенький итальянец с моложавым Константином Аркадьевичем, усмехнулся, на ходу вставил тому в верхний карман пиджака второй цветочек и запрыгал, стараясь попасть в ногу стариковскому жалкому строю.

— Тяпа!.. — выдохнул Константин Аркадьевич.