Фарид Нагим: Дубль два

— Задерживают тех, для кого бунт и провокация стали профессией и средством пиара. Это все уже было и привело к страшной революции. Допустим, в твоих словах и есть доля правды, но о какой социальной ответственности можно говорить с таким населением, как наше? Как их спасать? Ведь это неловко, стыдно и нехудожественно вообще… Сами люди положили на все, они устали и в апатии. Им всем по херу, короче говоря!

— Ложь, ложь ненасытных воров! Россия идет по страшному кругу. Эта затянувшаяся ностальгия по Советскому Союзу и плотоядное, безграничное потребление… Каждый десятый болен сифилисом или СПИДом.

— Что ты все козыряешь какими-то сведениями!? Вот у меня гораздо более десяти приятелей, но никто из них не болен сифилисом или СПИДом.

— В стране каждый год похищают, убивают, развращают, абортируют и продают на органы Великую Детскую армию.

— Знаешь, я понял тебя — ты из тех ленивых неудачников, которым все же не лень постоянно ерничать, истекать желчью, презирать и ненавидеть. Они меня в ЖЖ задолбали уже!

— Поверьте МОЕМУ печальному опыту — чем богаче и успешнее вор, тем громче он говорит о величии народа, о Родине и вере в ее великий духовный потенциал, о том, что все будет хорошо.

— А ты не веришь конечно же.

— Нет. Люди неправы!

— Послушайте, виной всему, что с вами произошло — непомерная гордыня! — Сергей сказал это громко и с вызовом.

— Так, мне все ясно! Передайте им, что я прекращаю всяческую связь с общественностью! Передайте им всем, что близятся последние времена. А в сущности, зачем?

Сергей чуть не засмеялся от вида всей этой картины — он, спорящий с сумасшедшим официантом, внимательно притихшие уроды у дверей. На самом деле Сергей спорил с Федором все время с самой первой встречи, спорил с его дневником, спорил с восприятием ПЕРЕПЕЛКИ и с тягостной досадой понимал, что этот сумасшедший в чем-то прав. Сергея любили в этой стране, здесь ему сопутствовал успех, творческая и материальная удача, — все это истеризировало его душу, настраивало на любовь и счастье, и ему казалось, что он действительно любит этот народ, эту страну, верит в ее великий потенциал и великое будущее, верит в дело ее управителей и уважает их. Его устраивала сложившаяся ситуация, и он заклинал, чтобы положение вещей как можно дольше оставалось неизменным, словно бы сила этих его заклинаний и действительно могла что-то исправить, очистить, излечить. Сергей подсознательно уже заготовил эти слова: “Ребята, я им искренне верил, я не знал, что наши правители были циники и убийцы”. Это был своеобразный синдром заложника, которому террористы создали комфортные условия, назвали собратом по успеху, обещали сохранить жизнь — и он убеждает себя и окружающих, что все нормально, просто другие заложники — неудачники, которым закономерно не повезло в силу каких-то их слабостей. Сергей изощренно балансировал меж пошлостью и откровением, меж лояльностью и оппозицией, бунтом и конформизмом.

— Вот ты все ругаешь Перепелку, обвиняешь во лжи и фальши, а он всего добился своим трудом! — разозлился Сергей. — Упорством. Волей. Его и слушать никто не хотел. Он, как рекламная дешевка, заманивал людей на свои первые спектакли. Он нищенствовал и голодал, в отличие от некоторых халдеев, — Сергей почувствовал, как распухает в нем театральная эйфория. — У меня гастрит и изжога, и порой у меня не было денег на Ренни, и я мучился, сглатывал слюну и терпел, терпел! Знаешь ли ты, как сложно завоевать любовь зрителей?! Это невозможно устроить специально, это мистика!

— Что вы мне все это говорите?! Я все это прекрасно знаю и без вас!

— Ничего ты не знаешь! Это не мир кончается, это ты кончился как личность. Пусть погибнет социум, которому я не нужен, да?

— Я ненавижу Перепелку! Я уничтожаю искусство. Я уничтожаю элиту. После 2012 года нас всех накажут.

— Зря ты так. Еще столько добра и любви в людях всего мира, столько сил и желания жить и дарить жизнь, радоваться и влюбляться.

— И тем более страшно и жальче. Неужели заложен тоннель необратимости?! О-о, я вижу, вы хитрый и сытый циник, но вы сами себя обманываете.

— А вы знаете, по статистике в психбольницах в основном не ученые и поэты, а малообразованные пролетарии. Неожиданно, правда?

— Это невыносимо! — Федор привстал и крупно задрожал всем телом. — Этот вал катится и нарастает! Как же больно, больно мне…

Вдруг Федор побежал и ужасно, не замедляя бега, ударился об стену головой. Сразу, точно уже ждали этого, закричали и заплакали несколько уродов. Расталкивая толпу, вбежал медбрат и уже было занес ногу, чтобы пнуть корчащегося человека, но, заметив взгляд Сергея, сдержал ногу и по ходу движения отбросил ею стул, рывком поднял притихшего, окровавленного Федора, повел куда-то. Федор оглянулся и показал Сергею фак.