Фарид Нагим: Дубль два

Потом Федор вдруг купил бритву “Филипс”, точно как и у Сергея и точно как он начал старательно поддерживать трехдневную небритость.

“Сегодня у меня был прекрасный секс с прикольной Ирой Клюевой. Ах, какая же она. Какая хорошая. Такие груди. Я лежал на ее грудях, обсуждали наши планы”.

— Ирка точно удивилась бы! — Сергей едва не рассмеялся.

Это была одинокая и странно равнодушная к мужчинам женщина. Ей нравилось творчество Перепелки, но и в этом Сергей порой сомневался. А однажды она с удивлением рассказала, что одна из ее бывших подруг, как выяснилось, всю жизнь была лесбиянкой. Сергей же отметил, что в этот момент она была очень радостной и необычно красивой, точно эта новость ее вдохновила.

“Сегодня в метро девушка напротив меня читала “Песок”! На задней обложке моя небритая фотография. Она была в очках, щурилась прямо на меня и не узнала”.

“Сегодня очень сильно побил нашу Малюську. Я не могу выслушивать ее настырные капризы, когда внутри меня звучит другой голос. Эта тема меня бесит конкретно! Сейчас хожу и в натуре ломаю себе руки. Боже, прости меня! Боже, прости меня”!

Театр снимал для Сергея квартиру в одном из окраинных, “спальных” районов Москвы — это одновременно угнетало и радовало его. Однообразная, безысходная и бесконечно “пивная” жизнь вокруг четко оттеняла чужеродность, необычность и особенность Перепелки. Радовало то, что он мог так же прожить свою жизнь и быть похороненным на кладбище у МКАД, но уже точно не проживет, он временно среди этих несчастных и еще не выбрал, в какой прекрасности будет дальше жить. И тем более его поразила весьма точная карта из файла телохранителя Меламута — Федор Нахимов жил в соседнем доме, на первом этаже. Сергей оторопел, он даже видел машину Федора, все совпадало — марка, цвет, номер, и ему на какую-то секунду показалось, что это его машина, что он как бы заново узнал ее. Пересиливая интимный трепет, он стянул с крыши несколько холодных, влажных листьев, заглянул в кабину. “Может быть, это все подстроено? — Сергей осмотрелся. — Что если и я сам участвую в чьей-то “недоброй” пьесе, что если эти алкаши на детской площадке тоже участники странного спектакля?”

“Кумиры — это столпы социума. Крыша мира колеблется — кумиров больше нет и нет добрых людей. Но сколько самоотверженных, бесстрашных и беззаветных слуг у Зла! А где они — ШАХИДЫ ДОБРА… Я ненавижу ПЕРЕПЕЛКУ! Бог вложил в меня обаяние величайшего пророка и спасителя людей. Я — ПЕРВЫЙ ДИКТАТОР ДОБРА. Увы. Я только ношу на груди крестик со стильной эмалькой. Я потрафляю мелким чувствам и пристрастиям людским. Я усыпляю их на самом краю пропасти, и зарабатываю на этом жалкие, презренные гроши. Когда-то я был настоящим, а теперь я фальшиво запинаюсь, фальшиво заикаюсь и кривлю губы, фальшиво усмехаюсь и прижимаю ухо к плечу. Эти зрители, любящие скромность, ординарность, комфорт, любящие только себя, создали из меня еду”.

“Ничтоже не бояшася потерять большую и богатую часть своих зрителей заявляю во всеуслышание: я искренне ненавижу байкеров, за их бессмысленную роскошь передвижения и бесполезность для человечества”.

“Откуда во мне это постоянное затылочное чувство ожидания удара? Даже оборачиваюсь. И эта мучительная уверенность в бесполезности, гибельности и уже недолговечности всего. Но эти яхты, виллы, многочисленные дети, любовницы и дети любовниц, неужели они не сомневаются и продолжают укреплять полочку с бриллиантами в поезде, летящем под откос?!”

“Если Таня или Малюська еще раз скажут это, я их, я не знаю, что я с ними сделаю”.

Ночь была теплой и ватно-глухой, как это бывает в сырую погоду, когда даже самые коварные сучки переламываются под ногами с бумажным беззвучием. Следуя промокшей, мятой карте, Сергей подобрался к самому подоконнику. Пульс был такой, что все видимое вспухало и сокращалось в глазном хрусталике. Влажный дым оконного света, мясистые, глянцево-синие куски и лохмотья листьев. Створка приоткрыта. Видны были только руки над раковиной, но по этим горестным и нежным рукам он дорисовал весь облик Таньки. И вдруг, у самой своей щеки он услышал тонкий голос дочери.

— Смертельная угроза нависла над новгородцами! — девочка читала по учебнику — ресницы ее вздрагивали и шевелили прядь волос. — Для монгольской конницы оставалось несколько дней пути. Однако ордынцы остановились неподалеку от урочища Игнач крест… мам, там уже феи суперкрошки начались!

— Читай, — красивые, женственно-полные кисти проплыли к полотенцу.