Фарид Нагим - Дубль два

— Понимаю, — уныло кивнул он. — Я недавно прочел твой сценарий “Апокалипсис. Дубль два”.

— Ну и как? — улыбнулся я.

— Это потрясающе, — сказал он с завистливым разочарованием и, не выдержав, добавил. — Лучше ты ничего не напишешь.

— Ха-ха, — захохотал я. — Какой прикольный анекдот. А ты на чем сюда приехал?

— Пешком.

— Не может быть, Федор?! Понимаешь, я вообще не автолюбитель, я автомобилей боюсь, меня шофер возит, но во всех своих романах я — автолюбитель, понимаешь, потому что большинство моих читателей любят машины, пиво, футбол, охоту, рыбалку, ебалку, долгие ночные разговоры с женой и так далее, а мне все это претит”.

“Интересно. Об этом я уже нигде не говорил. Но это — тоже мои слова”.

“Федор ушел подавленный. Порывисто вскочил и убежал. По-прежнему завидует. А я завидую ему, даже ревную. Как нелепо все. Когда я смотрел вслед этой одинокой фигуре, меня пронзила мысль о том, что я хочу сыграть с ним на сцене. Пригласить его в пару. Это будет, скажем так, восхитительный и пряный спектакль, такой непохожий на все, что ты делал раньше… Федор, мне не холодно. Мне жарко, именно поэтому я и спрятал колотырки — даже трава потеет от моих ног”.

Сергей вздрогнул — словно бы не прочел последнюю фразу, а услышал над ухом насмешливый голос Федора.

Человек, присланный от Меламута, передал ему тонкий файлик и флэшку.

— Знаете, я же не просил его об этой услуге, я рассказал ему об этом курьезе для…

— Да ладно ты не менжуйся! — сказал дядя. — Здесь все по интересующему тебя объекту. Леша сказал: “Я за личные коммуникации”. Это чисто его слова. Сказано — сделано, хули…

Сергей хотел уже послать его, но дядя улыбнулся широкой и обаятельной улыбкой матерого зверя, дружески протянул широкую ладонь. С такой же улыбкой он мог бы, наверное, перерезать горло.

Федор Нахимов был тот самый обыкновенный, нормальный человек, на которых ориентировал свое творчество Перепелка. Краешком жизни он еще застал СССР; учился на историка в педагогическом институте; рано женился на однокурснице; у них родилась дочь; по профессии не работал, а сразу пошел в ресторан; у него даже имелся автомобиль.

Сергею всегда было интересно, в чем такие люди находят смысл своего бытия — неужели в семье, детях, любовницах, автомобилях, футболе, в нелюбимой работе от отпуска до отпуска, в надежде, что повысят зарплату. Сергей даже уважал этих людей за их смиренное терпение.

На флэшке был весь компьютер Федора — фотографии, маленькое видео (смонтированные и положенные на музыку Ф.Скляра кадры семейного отпуска в Турции), несколько киносценариев, ежедневник — Word Pad, записи в блоге.

Обычные школьные, институтские и семейные фото застенчивого человека с ускользающим лицом. На некоторых фотографиях он словно бы прислушивается к чему-то, растерян, хмурится.

В сценариях, не представлявших ровно никакого драматического интереса, всегда был один и тот же герой — молодой официант, и финал — апокалипсис. Поражало, однако, что Федор делал ударение совсем не на том и подобрал для выражения своих мыслей такую неподходящую форму. Сергея потрясли монологи главного героя, похожие скорее на дневниковые записи. Это были замечания о странных на первый взгляд проявлениях человеческой природы — интимные, глубокие и свойственные всем — но признавать их за собой отважился бы не каждый. Сергея так восхитило и напугало написанное, что он даже обернулся, не видит ли этот текст еще кто-то, кроме него. Федор беззастенчиво говорил именно о том, о чем Перепелка всегда умалчивал. Это было табу, он не смог бы говорить такое при маме или дочери. Пришлось бы переходить на другой уровень общения, практически невозможный между людьми. И если слоган Перепелки — “Для каждого”, то слоган Федора — “Для каждого Тебя”.

Завершая чтение “сценария”, Сергей неожиданно испытал свой маленький апокалипсис, он вдруг засомневался в высшем и справедливом устройстве мира, все морально-нравственные устои показались ему призрачными, слишком заданными. Так у него было однажды, когда он перекурил анаши, — все перевернулось с ног на голову и верилось, что можно вывести мир на новую дорогу и легким взмахом руки спасти его от вечных правил, вечных религий, вечных убийств, обманов и катастроф. Какие-то доли секунды Сергей балансировал на краю сияющей пропасти, и свет спасительного знания уже взламывал его череп, но потом он поел, и все это прошло.

Федор был неудобный, отвратительный, но поразительно искренний и талантливый человек, которого необходимо срочно спасать. На его спектакли точно никто б не пошел, но читали бы его многие, в том числе и родители, и дети, если они у него есть. Но вот что он писал дальше: “Сегодня взяли в кредит пластиковые окна фирмы “Калева”. Посоветовал Валеркин друг, который там работает. Семьдесят тысяч рублей. Мы сглупили, в том плане, что на окно, защищенное лоджией, не надо было ставить двойной стеклопакет. Когда я брал кредит, вдруг выяснилось, что у Тани в “Хоум кредите” долг на пятьдесят тысяч. Как, из каких трат он образовался?! Таня, скажем так, слишком широкая натура, я замечал, что в кафе и барах она платит за всех. Я ей еще сказал тогда, что мы в этом похожи и что у нас никогда не будет денег. Она сказала, что так все Львы по гороскопу”.