Андрей Тургенев - Месяц Аркашон

К обиде примешивалось еще одно ощущение, менее внятное, но более тревожное. Обидели меня справедливо. По делу. Я действительно не выполняю условий контракта. Нанялся на работу, прельстившись легким бакшишем, и скоро о работе забыл. Что я сделал? Просмотрел по двадцать раз три пленки, посидел в Местном Кресле… Конечно, она сама меня… отвлекала. Как она спросила? «Что ты делал здесь две недели?» Я посчитал: тринадцатый, кстати, день. Я мог бы ответить: например, последние три с половиной дня я… тебя вдоль и поперек. Но ведь не «я — ее», а оба мы — друг друга. На этот секс меня не нанимали. В этой постели кувыркалось два свободных человека, которым захотелось вот так кувыркаться. В свое свободное время. А то, что один из них забыл о делах, — это его вина и его проблема. Моя то есть проблема и вина.

Проигрывать неприятно? Еще как неприятно. Но что ты сделал для победы? Довольно кукситься. Принимайся за дело, парень. Вот, ты в его костюме. Подними руки. Щелкни кастаньетами костяшек. Как он щелкнул на пленке * 2, привлекая внимание кворума. Еще раз. Суше и громче. Продефилируй вдоль зеркала. Зря оно, что ли, тут блестит? Не зря. Вспомни, как он ставит ногу при ходьбе. Шагает порывисто, но не суетливо. По-хозяйски, но без глупой вальяжности. Не раскачивается косолапо из стороны в сторону, словно дуб на сильном ветру, как это делаю я, когда хочу продемонстрировать себе и окружающим уверенность и силу. Вспомни Цыбульского в «Пепле и алмазе». Пружинистую походку человека в стильных очках мэйд ин пятидесятые, идущего сквозь безвкусный конец сороковых. Молодец. Немножко похоже. На прием в мэрию, конечно, я торкаться не стану, но на открытие памятника ойстрице схожу. В Его черном, в Его скромном костюме. Только надо перед выходом хорошенько выпить.

Народу на торжестве немного. Дождь моросит, хоть и совсем меленький. Человек 50 отутюженных, накрахмаленных: похоже, собрались на прием в мэрию. Фиолетовые Букли в парадном платье, с большим цветком на левой груди. И человек 10 зевак. Всего одна телекамера. Нет, вон вторая.

Бронзовая Устрица, разумеется, похожа не на устрицу, а на женский половой орган, а также на гриб и на ухо. Зато маленькая. Соразмерная площади, городу и модели. Ее еще толком не открыли, а она уже теряется в розовых кустах у фонтана. Примелькавшись, морская гадина не будет отличаться от цветочной вазы. Церемонию открывает мэр. Маленький, толстый, усатый и весь какой-то неряшливый, он похож на бочонок с ворванью. Шмэр, а не мэр. Говорит, что для стабильного благоденствия города Аркашона решающее значение имеют два класса существ: устрицы и туристы. Устрицы десятками тысяч взращиваются на плантациях и разлетаются в комфортабельных ящиках щекотать рецепторы гурманов всей Планеты Дождя. Туристы, наоборот, слетаются-съезжаются со всех краев света: зарыться кротом в приносящий счастье (ага!) песок Дюны, окунуться скумбрией в приветливые волны Бискайского залива и, так сказать, поприветствовать устриц на их, так сказать, исторической родине. Символично, а также характерно, что памятник открывается в сентябре, в названии которого есть буква «р». Этикет гласит, что благовоспитанная устрица позволяет себя употреблять лишь в те месяцы, в которых есть «р».

Я думаю: хорошее название для месяца: аркашон. В календаре какой-нибудь хорошей республики. И «р» есть в названии. И когда это — месяц аркашон? Может быть, как раз сентябрь — идеальная кандидатура для переименования.

Выступает скульптор в красном шелковом костюме, рисует ручкой в воздухе мягкие круги. Букву «р» и еще с полдюжины букв решительно не выговаривает. Но по-своему эффектен и убедителен: невменяемый пританцовывающий бугай в красном. Художник! Потом вылез бывший мэр: высокий седой старик, энергичный, похожий на мэра куда больше Бочонка Ворвани. Говорил много и страстно, ударялся в историю Аркашона, сыпал знаменитыми именами, каталогизировал богатства местной природы, поминал бискайский патриотизм. Он вещал дольше всех, и аплодировали ему громче всех, а я все вспоминал, где мог его видеть. И вспомнил — на пленке * 2, конечно. В коллективе противостоявших Самцу болванов в дорогих пиджаках. Потом еще кто-то выступал, потом я понял, что уличная часть торжества завершается, тусовка уже выделяет желудочный сок, и решил, пока не поздно, отметиться. Пробился в первый ряд и громко возвестил:

— У меня есть предложение!

Стоявшие у микрофона смутились, зашептались, не возразили.