Андрей Тургенев - Месяц Аркашон

Удивительно: ни разу не затосковав об Альке за прошедшие дни, я был полон теперь горчайшего чувства утраты. Я закрывал глаза и видел Альку: на ступеньках какого-то контемпорери музея; на фоне Эйфелевой башни; собирающей в лесу, что ли, ягоды (хотя никогда я не был с Алькой в лесу, и не шло ей собирать ягоды). Я выглянул в окно: сквозь тучи проступало на полнеба Алькино лицо. Я выпил подряд две текилы, зачем-то почистил зубы. Мне странно, что я так долго не вспоминал о ней. Впрочем, мне было чем заняться: во всяком случае, последние три дня, после приезда Женщины-кенгуру. Она появилась, когда я пересматривал кассету номер 1.

Дюна. Волейбольный мяч, на одном кадре идеально совпавший с кружочком солнца. Лишь львиная грива короны вокруг слепого кружка. На песке расслабленное сильное мужское тело. Песка много, и Герой зарывается туда руками и ногами. Подходит Героиня в белом закрытом купальнике. Очень, непристойно крупный план. Егоза, что ли, куда отошла, и оператор тщательно обшаривает объективом Женщину-с-большими-ногами. Снизу бесстыже торчат нестриженые кудряшки, и это ей очень идет. Сверху топорщатся огромные соски (у нее и впрямь соски для книги Гиннесса; лично я таких не видывал). Героиня попирает ногой спину Героя. То есть он уже не Герой, он просто Поверженный Враг, а она — Блистательная Победительница. Вторая нога гордо отставлена в сторону, в поднятой руке — в роли факела или, не знаю, меча, но лучше факела — надкусанный залупленный банан.

Поверженный что-то говорит Женщине-кенгуру, она отшвыривает банан и медленно-бережно ложится ему на спину, обнимает его руками и ногами. И он отжимается на кулаках, его лица не видно, а на ее лице победное выражение сменяется умиротворенным. Все у нее в порядке.

Но почему, собственно, его лица не видно? — подумал я. Потому что он отвернулся от камеры. А почему отвернулся? Не хочет, допустим, чтобы кто-нибудь когда-нибудь — а этот «кто-нибудь» нашелся через дюжину лет — всмотрелся в его рожу, на которой крупно выведено: ах, какая постылая жена! Впрочем, нет, тут меня заносит. Пленка старая. Они женаты второй год. Медовое время. Он еще не успел от нее устать.

Она стучит в дверь. Когда она входит, солнце окатывает ее с ног до головы, как листопад. Я понимаю, что все рассчитано. Время суток, в которое дверной проем представляет из себя наиболее выгодно освещенную сцену. Координаты кресла, в котором предполагается зритель. Сам день, отчаянно солнечный: недаром же она приехала сегодня, а не вчера и не завтра… Что же, расчет оказался верен. Сердце мое, которое всего несколько часов назад работало взбесившейся фрезой, превратилось в тающий леденец. Серебрящиеся на солнце волосы ровненькой копной. Льняное, по виду грубое платье естественного цвета. На груди вышиты маки. Босоножки-плетенки на плоской подошве. Не властная тридцатитрехлетняя львица, а девушка на выданье. Спешит на танцы после сбора винограда.

— Не помешаю? — спрашивает девушка. — Кино смотришь?

Я нажимаю стоп-кадр. Идеальный Самец застыл на прямых руках. Женщина-которая-стоит-передо-мной лежит на его широкой спине, подперев рукой щечку. Наступил ключевой момент. Я твержу себе: не размякать. Не дать себя скушать этому странному существу с зелеными кошачьими глазами. Сыграть силу. Сделать плечи, какими они были у Самца, когда он вгонял в почву лопату. А грудь чуть выпятить, как на пленке * 2, где Герой ведет деловую разборку с десятком волчар в пиджаках и галстуках. Он потом проходит мимо них к двери как нож сквозь масло, и кажется, они бросятся сейчас на него, как муравьи на гусеницу, но не решаются. Бздят. Зубовного скрежета не слыхать, но он явно разносится на пол-Аркашона.

— И как кино? Добро, как всегда, побеждает? — спрашивает девушка. — Можно мне тоже?

Она берет стул, волочет его к моему креслу, садится. Ножки составила аккуратно, как Ученица Феи, но уверенно, как Лучшая Ученица. Я перемотал чуть назад и запустил сцену сначала.

— Чего это он глаза прячет?

— Ничуть он их не прячет, — мгновенно реагирует Серебристая Фея. — Мало ли почему человек не смотрит в объектив. Неудобно шею повернуть. Или телку красивую с той стороны увидал, вот и смотрит.

— А ты ему разрешала смотреть на красивых телок?

— Как можно не разрешать смотреть?

— Мало ли. Отслеживать взгляд и злобно спрашивать: куда пялишься? Ты ведь ходила за ним по пятам, насколько я понимаю. Ну, следила, чтобы подтвердить его существование. Взгляды контролировать могла…