Нагиб Махфуз - Путешествие Ибн Фаттумы

— Ее могут выставить на продажу на невольничьем рынке, — сказал он мне.

— Но это же освободительная война! — не поверил я.

— К пленникам другое отношение.

Я благословил это лицемерие, увидев в нем лучик надежды на черном небосводе. Еще сильнее я ухватился за возможность остаться. Каждый день я стал наведываться на невольничий рынок. Моя мечта о воссоединении боролась с отчаянием. И однажды вечером Гам встретил меня ободряющей улыбкой:

— Завтра невольницы выставляются на продажу.

Всю ночь я спал беспокойно. И на рынок пришел первым. Когда вывели Арусу, я уверенно дал самую большую цену. Впервые я увидел ее в одежде, которая была зеленого цвета. Несмотря на глубокую печаль, Аруса была прекрасна. Сломленная, она не видела того, что происходило вокруг, не замечала меня, не следила за торгами, в которых у меня оставался единственный конкурент. В толпе зашептали, что это представитель мудреца Дизинга. Торг остановился на тридцати динарах. Когда ее подтолкнули ко мне, она узнала меня, упала мне на руки и зарыдала, что вызвало удивление у всех присутствующих. По дороге я не сдержался и спросил ее:

— Как сыновья, Аруса?

Но она была в таком нервном напряжении, что я не стал терзать ее расспросами, пока не оказался с ней наедине в своей гостиничной комнате. Здесь я горячо обнял ее и усадил на диван, чтобы она пришла в себя.

— Мне больно от того, что тебе довелось пережить, — сказал я.

— Но ты же ничего не видел, — ответила она не своим голосом.

— Расскажи мне, Аруса, иначе я сойду с ума.

Со слезами на глазах она заговорила:

— О чем? Это ужас! Они ворвались в шатер, без причины убили отца, связали меня. Где дети, я не знаю. Убиты? Пропали? Лучше бы мне потерять рассудок.

Преодолевая страх, я спросил:

— За что убивать детей? Они должны быть где-нибудь. Мы их найдем.

— Это животные! Зачем они наносили людям увечья после того, как мы сдались? Они звери. Это была ночь полной луны. Бог был с нами. Он все видел, все слышал, но ничего не сделал!

Я сказал в утешение:

— Во всяком случае, мы вместе. Сердце подсказывает мне, что скоро наступит доброе время.

— На свете нет доброты, — закричала она. — Я никогда не увижу своих сыновей.

— Аруса, в жизни много зла, но и добра не меньше.

— Я не верю.

— Вот увидишь, с первым же караваном мы отправимся в Машрик, чтобы отыскать детей.

— Когда он придет?

— Через десять дней.

Глубоко опечаленная, она уставилась в никуда. В моем сердце, словно гейзер, бурлило отчаяние. У нас оставалось еще много свободного времени до поездки, и мы старались развеяться, прогуливаясь по городу и осматривая его достопримечательности, лелея надежды и готовясь к путешествию. Однако Гам готовил мне сюрприз. Он пригласил меня в свою комнату, посмотрел в замешательстве и сказал:

— У меня новости, которые вас не обрадуют.

— Куда уж хуже, — ответил я с сарказмом.

— Мудрец Дизинг хочет завладеть вашей женщиной.

Я был ошеломлен и резко бросил:

— Прошу считать ее моей женой!

— Он вернет тебе ее стоимость.

— Она не товар!

— Дизинг — человек власти, один из приближенных к богу.

Это прозвучало как дружеский совет. Скрывая волнение, я возразил:

— Но иностранцы в вашей стране должны чувствовать себя в безопасности.

— Я останусь при своем мнении, — парировал он.

Я был озадачен. Передавать ли этот разговор Арусе? Добавить ли к ее горю новую печаль? Мне было невыносимо отнимать у нее единственную оставшуюся надежду. «Сможет ли Дизинг силой своего влияния отобрать у меня Арусу?» — спрашивал я себя. Я вспомнил стражника Султана, который украл у меня Халиму на моей Родине. К твердому решению, однако, я не пришел. Какое-то время я чувствовал, что мне угрожает опасность, что счастье мое и на твердой земле не стоит, и крыльев не имеет. На следующее утро, за четыре дня до нашего отъезда, слуга пригласил меня в комнату к Гаму. Там я столкнулся с офицером полиции. Гам представил меня. Тот сказал:

— Пойдешь со мной к главе столичной полиции.

Я спросил его о причине, но он прикинулся незнающим. Я попросил разрешить мне сообщить об этом жене, но офицер сказал:

— Гам это сделает за тебя.

По королевской улице мы направились в управление общественным порядком. Я предстал перед главой, сидящим на диване в окружении своих помощников. Он посмотрел на меня так, что мне стало не по себе:

— Ты путешественник Кандиль Мухаммед аль-Инаби?

Я подтвердил.

— Ты обвиняешься в том, что насмехаешься над религией нашей страны, гостеприимством которой ты воспользовался! — произнес он.