Йозеф Винклер - Кладбище мертвых апельсинов

Выйдя из кинотеатра на виа дель Корсо, я счастливо улыбался, радуясь убийствам женщин, виденным на экране, и лишь некоторое время спустя мне стало стыдно, и я попытался избавиться от образа этого психопата, как его называли жертвы. Мне было стыдно, что я, словно школьник, смотрел «Трупы устилают его путь», а после этого, как Клаус Кински [15] Клаус Кински – немецкий актер, настоящее имя Клаус-Гюнтер Накшинский. или Жан Луи Трентиньян, [16] Жан Луи Трентиньян (р. в 1930 г.) – французский актер. с одним пистолетом в левой, а с другим в правой руке, вышел из кинотеатра на виа дель Корсо и, ничего не видя перед собой, подходил к обнаженным женским манекенам, спотыкаясь о заснеженные гробы, – падаю и стреляю себе в живот. Amarcord! Детьми мы в сентябре, на ежегодный престольный праздник из соломенного револьвера или водяного пистолета на нашем дворе расстреливали людей, пистолет мы наполняли водой в деревенском ручье, из которого утром и вечером пили коровы, быки, телята и лошади. Конечно, во дворе мы истребляли друг друга и пролили столько крови, сколько не может быть в человеческом теле. Наверняка «Психоз» настолько испугал тебя, сказала мне Леонтина Фэншоу, что ты не решился сесть в автобус, а пошел домой пешком, чтобы развеяться. «Антони Перкинс [17] Антони Перкинс (р. в 1932 г.) – американский актер, снявшийся в числе прочих фильмов в фильме А. Хичкока «Психоз». в фильме тоже не садился в автобус», – ответил я.

Когда я утром стоял, держа в руках два еще теплых яйца, которые только что вытащил из холодной воды, на виа Сан-Валентино залаяла собака. Я сразу же подумал о том, что следовало бы записать, что, когда залаяла собака, я благоразумно держал два теплых яйца в левой руке, а не в обеих руках, будто тот факт, что я, пока лаяла собака, держал два теплых яйца, – сенсация, потому что представьте себе, я держал два теплых яйца в руке, когда на улице Сан-Валентино залаяла собака. Она прекратила лаять только тогда, когда моя рука дрогнула, и белок сваренного всмятку яйца, с верхушки которого уже была снята скорлупа, повис на ее коричневом краю, и, наконец, тяжелая капля желтка, оставляя желтый след, проплыла перед глазами. Глядя на нее, я увидел, что арабские рабочие специальной машиной наносили желтую полосу посередине асфальтированной дороги. Слушая арабскую музыку, я выкинул яичную скорлупу, поставил на буфет инжировое варенье, выбросил в ведро шуршащую кальку, в которую была завернута марципановая пьета, сунул грязные кофейные чашки в посудомоечную машину, чтобы миссис Фэншоу, придя домой, увидела, что все в порядке, так как на днях она сказала, что вскоре собирается покрасить стены в моем кабинете и спальне. «Означает ли это, что я вскоре должен съехать с ее квартиры в Риме?» Сейчас у меня нет желания возвращаться в камерингский ад, в темницу, к скотине, к отцу-крестьянину, паршивому волку, рядящемуся в овечью шкуру, что нынче пожирает самого себя. Я не хотел возвращаться к камерингскому Иисусу с терновым венцом на голове, на котором висят детские языки. Несколько ночей после этого разговора мне снилось, как Якоба несут на кладбище в стеклянном гробу. Кроме меня, лишь у немногих пришедших на похороны были стеклянные кресты, фаршированные человеческим мясом. Когда стеклянный гроб Якоба упал в могильную яму и разбился, я посмотрел на родительский дом Якоба и увидел, как его отец испачканными в навозе вилами тыкал в глаза лежащим повсюду отрубленным куриным головам. В страхе я проснулся, и мне захотелось стряхнуть с постели осколки стеклянного гроба. Лишь несколько секунд спустя я понял, что это был сон, и, ничего не понимая, уставился в темноту. В следующем сне я темной ночью шел с гипсом на могилу Якоба, чтобы снять слепок с его надгробного камня. Когда проплыл этотобраз, сестра Якоба склонилась над открытым гробом брата. Я подошел и так отчетливо увидел его лицо, как до этого мне ни разу не приходилось видеть во сне. Я проснулся и взглянул на часы, как я обычно делаю, прежде чем снова заснуть. Я вспомнил, как сестра Якоба, когда я однажды пришел на его свежую могилу, плача подошла ко мне и сказала: «Что он с нами сделал?» «Роберт затащил за собой в могилу Якоба, – сказал мне отец Якоба, когда мы стояли над свежей, еще обложенной венками и траурными букетами могилой Якоба, – но я не упрекаю мертвого Роберта, я его не обвиняю». Прежде чем заснуть, я часто представлял себе, что больше не проснусь. Когда же я просыпаюсь, я радуюсь, что проснулся и жив и начинаю новый день, воспринимая его как подарок.