Мой пациент сидит на краю кровати. Ему пятьдесят девять лет. Сломал ногу, травма головы, болтлив, плаксив, расторможен… Красные мятые трусы с лампасами, болтающаяся на плечах майка с голубой буквой «Д» («Динамо», значит). Встрепанные волосы. Тапки без задников. Он поочередно вынимает из тапок худые мозолистые стопы и чешет ими голени. Поочередно то левой, то правой. Чаще правой, у него там был перелом. Голова у него тоже травмирована. Упал с табуретки. Полез фрамугу закрывать. Очень звери надоели. Под вечер так разорались, что просто кошмар! А он выпимши был. Изрядно. Вот и упал. Житейское дело. В больнице лежал целый месяц!
Он, оказывается, в жизни часто падал. Так уж сложилось. И если в цирке его страховала лонжа, то судьба ему эту лонжу не предоставила.
— Я бью чечетку с восьми лет. Но вначале работал в цирке подкидным. Без лонжи. Потом решил — ша! Разобьюсь. Забоялся. Стал работать у великого Вильямса. Вы не знаете Вильямса?! Он из Америки в Одессу умирать вернулся. Но умер не сразу. Взялся меня учить. Но сперва — экзамен. А как экзаменовал! Сам протанцевал и говорит: «Повтори!» Я повторил прилично. Он принял. Многих отсеял, а меня взял. Два года учил, до седьмого пота, а потом говорит: «Хватит, Лева, учиться. Поезжай, Лева, по стране, хлеб зарабатывай. Ты — сирота, Лева, пора зарабатывать. За тебя некому заступиться». Я танцевал повсюду. Даже у Цфасмана и Утесова. Потом при Сталине джаз запретили, и я пошел учиться в Гнесинское. Пожалуйста! — за два года прошел весь курс, стал ударником. Та же чечетка, только руками. Знаете, какую я бью дробочку? Вы будете в истерике! Устроился на теплоход. Круиз. По Дунаю плавал, вокруг Европы. Жена — Тамара — метрдотель в «Минске». Тоже специалист своего дела. Нет, в «Минске» дробочку не бил. Семейственность. Кроме того, какая там дробочка под контролем жены? Сразу сбиваешься. Опять же, бабы вокруг классные. Нет, на теплоходе лучше. Отбарабанил, покуражился — и в каюту.
Тамара, открой шкаф, пусть он посмотрит на мои барабаны! Он таких барабанов никогда не видел и не увидит. Мне обрывают телефоны — продай, Лева, ты больше работать не будешь. Нет, буду! Они мне стоили восемьсот фунтов! Я еще пока подожду.
Вы какой ручкой рецепт пишете? Я коллекционирую английские ручки. У меня есть одна, которая вам понравится. Но это не сегодня. Не толкай меня, Тамара, пусть он меня сначала вылечит, тогда я ему ручку подарю.
Извините, нам еще один врач обещал помочь. Нет-нет, я еще ничего такого не сказал. А где вы работаете? Вы кандидат? Доктор? Тамара, мы останавливаемся на нем, он нам подходит. Он на меня хорошо действует, я при нем реже плачу. Ну вот, опять слезы. Сейчас успокоюсь (закрывает глаза ладонью). Вы должны выслушать про мою жизнь, тогда поймете, зачем я такой нервный.
Почему эти звери в зоопарке так ревут? Тоже нервные?
Тамара! Дай ему пачку «Kent». Не надо? Не курите? Ничего, будет на память.
Я вас очень прошу… (Плачет, успокаивается.) Вылечите меня. Я ничего не пожалею. Вы видели мои барабаны? Вот то-то! Я работать пока не буду, но их ни за что не продам. Даже вам. Вам не нужны барабаны? Странно… Да, вы же не по этой части.
Когда я бью дробочку, люди просто впадают в экстаз. Даже моя жена Тамара. Обменивает гнев на милость. Представляете? Тамара, не обижайся, это я шучу. Ты мои шутки знаешь.
…Назначил я ему лечение — массаж, ванны, какие-то сосудистые препараты, ноотропы. Чтобы слегка «поумнеть» (его выражение). Гимнастику для ноги — разрабатывать голеностоп. Он у него потерял эластичность. Помните «Зимний вечер в Гаграх»? Нога не гнется, ритма нет, но очень хочется стать чечеточником (замечательно играют Евстигнеев и Панкратов-Черный). Здесь с ритмом было все в порядке, осталось только подлечить ногу. И заодно — голову. Плаксив, слезлив и обидчив он был чрезмерно.
Через какое-то время я его опять навестил. Он уже начал ходить. Бродил по комнате в прежних жеваных красных трусах, но вместо майки надел линялую футболку с иностранным текстом на груди: «I want you», а на спине — «Fuck you». Лаконично.
— По-английски понимаете? — спросил он меня строго.
— Немного, — ответил я.
— Молодец, люблю образованных людей!
Лечебную гимнастику делать отказался категорически: «Что я, шимпанзе какой-то, приседать и подпрыгивать? И кричать: «Ух, ух, ух?!». Он так смешно заухал и стал чесаться под мышками, что я стал смеяться. Даже слезы выступили. Он был польщен. «Я всегда хорошо кривляюсь. А когда на барабанах работал — такое вытворял в экстазе, что никакой обезьяне до меня не дотянуться: дым, треск, звон. Но дробочку тянул стройненько, тр-р-р-р-рах! Я — мастер этого дела. А обезьяны что? Каждый вечер под окнами гукают. Кому в клетке сидеть интересно?»
Читать дальше