Пауло Коэльо - Алеф

Издатель смотрит на меня. Чего он ждет? Чтобы я принял чью-то сторону?

– Вы сами не знаете, о чем говорите. – Теперь редакторша смотрит прямо на Хиляль. – Я всегда думала, что почти всемогуща, пока не родила сына. И тогда вдруг оказалось, что мой мир невероятно хрупок. Я чувствовала себя ничтожной, беспомощной, неспособной защитить собственного ребенка. Только дети верят, что они всесильны. Они доверчивы и бесстрашны; они получают все, что хотят, и думают, что так будет всегда. Когда дети вырастают и начинают трезво оценивать свои силы, они осознают свою зависимость от других. Тогда человек учится любить и рассчитывает на взаимную любовь. И чем старше он становится, тем сильнее нуждается в любви, даже если ради нее придется отказаться от своей силы. Лезть из кожи вон, чтобы тебя признали и полюбили, – вот удел каждого взрослого человека.

Яо возвращается, ловко удерживая поднос, на котором позвякивают шесть кружек с чаем.

– Вот почему я спросила о том, как Алеф связан с любовью, – продолжает редакторша. – Я вовсе не имела в виду любовь между мужчиной и женщиной. Иногда, глядя на спящего сына, я видела все, что происходило в мире: место, где он появился на свет, места, где ему предстояло побывать, и испытания, которые ему суждены на пути к его и моей мечте. Сын вырос, я люблю его ничуть не меньше, но Алеф исчез.

Что ж, этой женщине дано постичь истинный смысл Алефа. Остальные встречают ее слова уважительным молчанием. Хиляль потерпела сокрушительное поражение.

– Я запуталась, – признается она. – Кажется, у меня нет причин здесь дольше оставаться. Можно смело выходить на следующей станции, возвращаться в Екатеринбург, посвятить свою жизнь игре на скрипке, но так ничего и не понять. И перед смертью спросить себя: что же я здесь делала?

Я касаюсь ее руки.

– Пойдем со мной.

Я собираюсь отвести Хиляль в Алеф, напомнить ей, ради чего она задумала пересечь на поезде Азию, и позволить ей самой принять решение. Доктор-гомеопат после нашего совместного путешествия в прошлое больше не пожелала меня видеть; не исключено, что с Хиляль будет так же.

– Одну минуту, – останавливает меня Яо.

Он просит нас вновь сесть за стол, протягивает каждому кружку и ставит посередине чайник.

– В Японии я научился ценить красоту простых вещей. А самая простая и самая изысканная вещь – это чаепитие. Мне захотелось показать вам, что, несмотря на все конфликты и трудности, несмотря на наши подлость и благородство, мы все еще способны любить самые простые вещи в этой жизни. Перед началом чайной церемонии самураи оставляли за порогом свои мечи и усаживались за стол со смирением, принимая предписанные позы. На это время они переставали быть воинами и отдавались служению красоте. Что если и нам последовать их примеру?

Яо разливает чай. Мы ждем в полном молчании.

– Я отправился готовить чай, потому что приметил за столом двух самураев, готовых ринуться в бой, но когда я вернулся, доблестные воины исчезли, и на их месте оказались люди, способные понять друг друга и без чаепитий. Однако выпить чаю все-таки не помешает. Давайте объединим усилия, чтобы привнести в нашу далеко не совершенную повседневную жизнь хотя бы тень совершенства. Истинная мудрость состоит в том, чтобы уважать такие простые вещи, ибо они могут привести нас туда, куда мы стремимся.

Мы почтительно принимаем из рук Яо кружки с чаем. Теперь, когда получил прощение, я могу насладиться заваркой из молодых листочков, собранных чьими-то мозолистыми руками, высушенных и превращенных в утверждающий вокруг гармонию напиток. Мы пьем не спеша; за время путешествия мы постоянно разрушаем себя, а потом восстанавливаем – такими, какие мы есть.

Когда чаепитие подходит к концу, я снова зову Хиляль пойти с мной. Она заслуживает того, чтобы узнать всю правду и принять решение.

Мы снова в тамбуре. Мужчина приблизительно моих лет беседует со своей попутчицей ровно на том месте, где находится Алеф. Учитывая особую энергетику этого места, они могут так стоять довольно долго.

Мы решаем подождать. В тамбур заходит еще один пассажир, закуривает и присоединяется к ним.

Хиляль тянет меня за рукав.

– Это наше место. Неужели нельзя было потрепаться в другом купе?

Я прошу ее набраться терпения. Нам некуда спешить.

– Зачем ты на нее набросилась? – спрашиваю я. – Она ведь хотела помириться.

– Не знаю. Я растерялась. С каждым днем, с каждой новой остановкой я чувствую себя все более потерянной. Мне казалось, я должна зажечь огонь на вершине, быть рядом с тобой, помочь тебе осуществить какую-то миссию. И что она будет мне мешать. Я готовилась к непониманию, обидам, унижениям, я просила у Бога сил все вынести и преодолеть во имя любви, в которую никогда не верила, но которая, оказывается, существует. И у меня почти получилось. Теперь я ночую через стенку от тебя, потому что Богу отчего-то было угодно, чтобы человек, купивший билет в соседнее купе, передумал ехать. Он не сам так решил, это было предопределено свыше, я уверена. И вот теперь, впервые с самого начала путешествия, у меня пропало всякое желание его продолжать.