Пауло Коэльо - Алеф

Когда ночная тьма поглощает бегущие рельсы, мы рассаживаемся вокруг стола. В нашем распоряжении корзина с фруктами, но мы успели поужинать в Москве, и пробудить всеобщий энтузиазм оказывается под силу лишь ледяной бутылке водки, которую мы тут же открываем. Мы пьем и болтаем обо всем на свете, кроме самого путешествия, ведь оно принадлежит настоящему и пока не успело сделаться историей. После второй рюмки мы принимаемся рассуждать о том, чего все мы ожидаем от нашей поездки. А после третьей за столом устанавливается на удивление радушная атмосфера. Кажется, будто все мы знаем друг друга тысячу лет.

Переводчик признается, что смысл его жизни составляют три вещи: литература, путешествия и боевые искусства. В молодости я сам немного занимался айкидо; Яо предлагает как-нибудь потренироваться вместе, чтобы скоротать время в дороге, если только коридор в нашем вагоне окажется не слишком узким.

Хиляль беседует с редакторшей, той, что не желала пускать ее в наш вагон. Я вижу, что обе они изо всех сил стараются преодолеть взаимную неприязнь, но чувствую: пребывание в этом тесном вагонном пространстве очень скоро усилит эту неприязнь, и между ними вновь засверкают молнии. Но, надеюсь, не сегодня.

Переводчик будто читает мои мысли. Разлив на всех оставшуюся водку, он заводит речь о том, как разрешаются конфликты в айкидо:

– По сути, это не совсем борьба. Прежде всего мы стремимся успокоить дух и приобщиться к источнику, из которого все происходит, отбросив всякое зло и эгоизм. Если вы проводите слишком много времени, выясняя, что хорошо и что плохо у другого человека, вы позабудете о собственной душе, и все кончится тем, что, опустошенные, вы потерпите поражение через энергию, которую затратили на то, чтобы судить других.

Никто не проявляет особого интереса к разглагольствованиям семидесятилетнего человека. Подогретое водкой веселье сменяется всеобщей апатией. В какой-то момент я выхожу в туалет, а вернувшись, обнаруживаю, что за столом уже никого.

Кроме Хиляль, разумеется.

– Где все? – интересуюсь я.

– Все были столь деликатны, что дожидались, пока вы встанете из-за стола, чтобы отправиться спать.

– Не пора ли и вам последовать их примеру?

– Второе купе, кажется, свободно...

Я подхватываю сумку и футляр со скрипкой, бережно, но твердо беру девушку за локоток и подталкиваю к дверям.

– Не искушайте судьбу. Спокойной ночи.

Молча взглянув на меня, Хиляль разворачивается и бредет к двери, чтобы перейти в другой вагон.

Вернувшись к себе, я вдруг понимаю, как я устал. Ставлю компьютер на стол, устраиваю своих святых – они всегда со мной – возле кровати и отправляюсь в ванную чистить зубы. Оказывается, это не так-то просто: вода в стакане подпрыгивает в такт покачиванию вагона, так что достичь цели мне удается не с первой попытки.

Потом я надеваю футболку, в которой обычно сплю, выкуриваю сигарету, гашу свет, закрываю глаза и представляю себе, что это покачивание такое же уютное, как в материнском чреве, и что ангелы снизойдут этой ночью хранить мой сон. Тщетная надежда...

Когда наступает утро, я встаю, одеваюсь и выхожу в гостиную. Все уже в сборе, включая Хиляль.

– Дайте мне расписку, что не возражаете против моего присутствия, – требует она вместо приветствия. – Знали бы вы, чего мне стоило сюда пробраться... Охранники во всех вагонах говорили, что пропустят меня только при одном условии...

Я решаю проигнорировать ее слова, здороваюсь со всеми и спрашиваю, как им спалось.

– Ужасно, – дружно отвечают они.

Выходит, я не один.

– А я прекрасно выспалась, – простодушно сообщает Хиляль, не обращая внимания на гневные взоры моих попутчиков. – Мой вагон в центре состава, и его почти не трясет. А в вашем просто невозможно находиться.

Мой издатель с трудом сдерживается, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь грубость. Его жена достает сигарету и отворачивается к окну, пытаясь скрыть раздражение. Дама-редакторша сидит с торжествующим видом, который говорит без слов: «Разве я не предупреждала, что эту девицу нельзя сюда пускать?!»

– Я каждый день записываю какую-нибудь мысль на стикере и приклеиваю его на зеркало, – говорит Яо. Он, по всей видимости, тоже прекрасно выспался.

Китаец встает, подходит к зеркалу и прикрепляет к стеклу стикер, на котором написано: «Если хочешь увидеть радугу, тебе придется полюбить дождь».

Никого особенно не вдохновляет это оптимистичное высказывание. Не нужно быть телепатом, чтобы прочесть мысли моих попутчиков: «Боже, неужели так будет продолжаться все девять тысяч километров?!»