Ильдар Абузяров: Край вечнозеленых помидоров

— С чего вы взяли?! — покосился на паренька Мартин, обратив внимание на то, что у того шапка надета набекрень.

— Она почти каждую субботу нам тут устраивает такое!!!

— Мы специально собираемся, чтобы посмотреть, — признался парень, который стоял рядом.

— Такое впечатление, что она хочет кого-нибудь заманить! Только сегодня она не двигается, а застыла, как истукан!

— Забавно! — улыбнулся Мартин, глядя на старуху на фоне простыней. Он закрыл глаза и посмотрел на эту картину иначе. Посмотрел, будто на тени на Луне. Для кого она танцует? Все еще для Франца... Неужели она и правда верит, что он ждет ее там, на Марсе.

— Может, она умерла? — решил проявить остроумие другой подросток. — Давай уже, двигай бедрами, эксгибиционистка!

— Успокойтесь, придурки, она танцует не для вас! — зло ответил Мартин и демонстративно пошел прочь.

— А для кого? Для тебя? Сходи к ней, старик. Эй, ты ошибся подъездом! — кричали они ему в спину.

12

Мартин засунул руки в карманы, поворачивая в арку. Ему некому было их протягивать.

После света окна арка показалась чересчур темной, как переход из одного мира в другой для ослепившего себя Эдипа.

Парни, вернувшись к гитарам и пиву, вновь заголосили “Led Zeppelin”. А Мартин, споткнувшись, потерял равновесие и растянулся на брусчатке, будто их обидные выкрики настигли и сбили его с ног.

Будильник вылетел из кармана пальто и поскакал по камням, рассыпаясь на винтики и шестеренки. Протянув руку в мгновенно наступившей полной тишине, Мартин нащупал пластмассовую чашу. Вот они, плоды его неумелой, нелепой, неуемной оригинальности, из-за нее, из-за мысли, что он особенный и проживет жизнь по-особенному, Мартин, кажется, потерял все — друзей, любовь, молодость, из-за нее он продолжал терять время и сейчас.

“Должно быть, оттого, что мое сердце слепо и мне приходится наугад тыкаться, разбивая коленки об углы”, — держал Мартин чашу.

В это время там, в другом измерении, в подобной позе, с протянутой рукой, замерла и Илана.

“Где, когда это было? — вдруг встрепенулся Мартин, вспомнив свой родной двор, и разбитую подростками лампочку, и как он в рубашке, прилипающей к телу, вышел в раскаленную за день ночь и наткнулся на девушку. Он тогда почти ничего не видел. Стояла темень, какая только бывает в краю вечнозеленых помидоров.

— Молодой человек, у вас огонька не найдется? — спросила девушка.

Мартин не курил и не носил с собой зажигалок, о чем очень сильно в тот момент пожалел.

Из жалости он решил дать прикурить ярким словом. И они разговорились.

— Что ты здесь делаешь в такой час одна? — спросил Мартин.

— Вот вышла за хлебом! Но, кажется, слишком поздно.

Мартин улыбнулся, зная, что в темноте его лицо не видно.

— Ты видишь мое лицо? — спросила она.

— Нет.

— Ты плохо видишь?

— У меня космическая дальнозоркость, — признался Мартин.

— Плюс или минус? — спросила девушка.

— Плюс на минус. — Тут Мартин, желая соригинальничать, рассказал свою дежурную шуточную историю о том, что в абсолютно ясную погоду, когда нет ни одного облачка и туманностей, нет никаких помех, он видит так хорошо, что может рассмотреть, что творится на Марсе, может увидеть, есть там сегодня жизнь или уже нет. И зачем ученые тратят огромные деньги на космические исследования, когда можно было просто подойти к нему и спросить.

Девушка рассмеялась. Сигарета выпала из ее рта. Они ползали по грязи в ее поисках, но находили только руки друг друга. Затем они стали трогать лица и тела друг друга, гладить.

13

“Где, когда это было?”

Они целовались, и Мартин ощущал горечь и запах дыма.

Он так и не увидел ее лица, не знал или не запомнил ее имени. Позже, когда Мартин встречался с другими девушками, ему казалось, что они все с изъяном. А та, первая в его жизни девушка, была абсолютно без единого изъяна. Она была идеалом, мечтой, совершенством — певучий нежный голос и мягкие прикосновения.

Говорят, первый сексуальный опыт очень важен. Поэтому теперь ему было важно, чтобы и другие девушки во время близости закрывали глаза. Момент искренности и чувственности. Близорукость плюс дальнозоркость. И он тоже закрывал глаза. А когда открывал их, ловил себя на мысли, что хочет поскорее забыть их лица. Не видеть их тел и глаз, а только ощущать прикосновения и чувствовать тот тлетворно-сладкий с дымом от торфяников и плавящегося асфальта запах жаркого лета. Запах кожи с ее порами и пигментами и волос с их бесконечными линиями и завихрениями.