Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

— Да, создал ты всем нам большие проблемы. Даже сам директор вон из-за тебя приехал и пошел звонить следователю и в столицу насчет писем.

— Так не надо было меня сажать и полгода держать в неведении, и проблем бы никаких не было! А что насчет протокола вскрытия?

— Я же сказал, что узнаю и все тебе скажу. Я звонил другу, он уже 3 января будет в Тунисе. Да, Иван (так я назвался), я поговорил с директором, и он разрешил перевести тебя в хорошую камеру.

— Это еще зачем, мне и в своей неплохо!

— Ты не понял, это правда хорошая камера, там нормальные люди сидят, а не быдло, которое тебя сейчас окружает.

— Да не надо! — заупрямился я.

Мысли от том, что снова придется утверждаться в новой камере, опять доказывать кулаками, что ты нормальный парень, а не чмо какое небритое, мне были не по душе. В своей «пятерке» я уже как-то освоился, утвердился, занял свою «нишу», a в новом «бите» (бит — камера) все заново проходить, увольте! Лучше в бит хамса (камера пять) досижу.

— Ну, не понравится, назад в свою камеру вернешься! — словно читая мои мысли, сказал Ибрагим. — Только учти, там тебе лучше будет, я тебе как коллега коллеге говорю.

— Ну, не знаю, — замялся я. — Давай посмотрим, но если что, я смогу назад вернуться?

— Сможешь! — улыбнулся доктор. — Только вряд ли захочешь.

— Хорошо, но пока мои вопросы не решите, с места не тронусь!

— Ну, один вопрос сказал, что решу, сегодня у нас 29 декабря, через 5–6 дней ты будешь знать содержание протокола вскрытия. А мудир сейчас оставшиеся два решит.

Директор пришел минут через сорок.

— Я дозвонился к следователю, и он согласен встретиться с вами после Нового года.

— Когда конкретно?

— Сейчас он закажет переводчика, как предоставят, так сразу и вызовет.

— Но у них же Рияд переводчик, он при задержании переводил.

— Рияд у них не работает, он был от турфирмы, и за бесплатно он сейчас переводить не собирается. Пришлют из столицы полицейского переводчика. Обещал, что в течение 10 дней вызовут.

— Хорошо, а с письмами что?

— С письмами тоже обещали в ближайшее время разобраться. Насчет такрира (протокол вскрытия) доктор поможет. Ну, доволен?

— Ну не знаю, это пока одни обещания.

— Послушай, я директор тюрьмы, лично беру все под свой контроль. В ближайшие 10–12 дней все разрешится, а не будешь есть — помрешь к этому времени. Ну что, согласен прекратить голодовку?

— Согласен, только если вы меня обманете, я по новой начну! Вы видели, на что я способен!

— Хорошо, договорились!

— Да, а у меня еще одна просьба, я знаю, что с января начинают новый набор в школу приглашать, меня можно определить.

— Да без проблем! — заверил мудир. — С третьего января начало занятий, тебя отведут.

Самочувствие было отвратное, тело не подчинялось, болели почки, печень, «стреляло» в области сердца, кружилась голова, язык и губы были покрыты кровавыми корками, отдававшие жуткой болью при движении, шатались зубы, кровоточили десны, но хуже всего, что все время хотелось ЖРАТЬ и ПИТЬ.

Ну, можно сказать, я добился того, чего хотел. Показал этим арабам свой характер и заставил их выполнить свои требования, пускай пока и на словах. Надуют — по новой начну голодовку, хотя на самом деле это очень непросто столько дней не есть и не пить в таком климате. Пускай они и делали капельницы, но это, что мертвому припарка. Хотя кто знает, если б не они, может, уже и загнулся. Ладно, подождем — увидим.

— Иван, с этого дня сидеть будешь в бит сааба (камера семь), я уже распорядился твои вещи из «пятерки» перенесли в «семерку». Сейчас докапаем, и тебя туда переправим, кровать для тебя уже готова.

— Я понял, спасибо! Только мы договорились, что если мне не понравится, назад возвращаюсь!

— Безусловно! Сейчас старайся много не пить и не есть, чтоб плохо не стало. Ты же девять дней голодал.

— Ибрагим, знаю, я же доктор! Не переживай!

Заканчивался последний флакон, предназначенный для меня, как в кабинет кто-то постучал, и я услышал знакомое шипение. Это пришел Титти, он собрал и отнес мои вещи в камеру семь и пришел проститься со мной.

— Иван, этот негр хочет сам тебя отнести в новую камеру, ты не возражаешь?

— Нет, это Титти, он мой друг.

Черный гигант с легкостью, словно ребенка, взял меня на руки и понес в бит сааба. Всю дорогу, пока нес, он что-то шипел. Я плохо разобрал, но, кажется, он говорил, что там мне будет лучше, чем в «пятерке», а если кто и будет меня обижать, то он тому голову оторвет вот этими вот руками.