Роберт Кормер - После первой смерти

- Что-нибудь еще? - спросила она. В её ладони плясал карандаш, готовый подвести расчет.

- Это всё, Мира, - произнёс Арткин.

- Что вы сказали? - спросила она.

- Я сказал, что это всё, Мира.

- Меня зовут не Мира, - ответила девушка.

Арткин улыбнулся ей в ответ:

- Конечно же, нет, - сказал он. Но в его голосе предлагалась противоположность, в голосе и в улыбке. В них был намёк на зловещую и глубокую тайну.

- Ладно, нет, - сказала она. - Меня зовут Бонни. И это не прозвище. Я баптистка, хотя священнику моё имя не нравится, потому что в наших книгах не упоминается Святая Бонни.

- Рассчитайте нас, Мира, - сказал Арткин, теперь с холодом в голосе и без интереса.

- Я же сказала, что меня зовут не Мира, - пробормотала она, уже выписав счет.

- Мира – хорошее имя, и не стоит его так стыдиться, - сказал Арткин.

Её лицо стало красным, подчеркивая прыщи и маленькие струпья вокруг них. Арткин мог сделать с кем угодно и что угодно, запугать кого-нибудь, втянуть в беседу, унизить. Никто не желал быть втянутым в конфронтацию.

- Подумай об этом, Мира. Сколько лет тебе было, когда ты прошла крещение? Две недели, два месяца? И ты помнишь, как проходила обряд крещения с именем Бонни? Конечно, нет. Это лишь то, что тебе потом рассказали. А ты хоть раз заглядывала в своё свидетельство о рождении? В муниципалитете тебе ничего не дадут – лишь копию, не оригинал. И кто-нибудь тебе вдруг скажет, что твоё имя – Мира. Сможешь ли ты доказать обратное? Не сможешь, но это не подтверждает и его правоту. Ты никогда меня раньше не видела, но я есть, я существую. Я существовал всё это время. Я мог бы присутствовать на и твоём крещении, Мира.

Она на мгновение замерла. В её руке неуверенно дрожал выписанный счёт, в её глазах засветилась осторожность, и Миро знал, что это было тем, над чем работал Арткин: на долю секунды создать сомнения и колебания. И своего он добился, чтобы немного попить чьей-либо крови. Когда этот момент испарился, девушка бросила квитанцию на стол.

- С вами не всё в порядке, - сказала она и отвернулась, в недоумении закачав головой оттого, что столько ненормальных потеряло свет.

Арткин посмотрел на Миро и улыбнулся. Как много он должен был позволить себе, чтобы улыбнуться.

Миро всем телом облокотился на стол, чуть не опрокинув чашку вместе с блюдцем.

- Мое настоящее имя, - сказал он медленно и отчетливо. - Миро. Миро Шантас. И у меня нет другого имени.

Музыкальный автомат взорвался от шумной песни, которую Миро не знал, но она звучала громко и поднимала настроение, в стиле диско, так презираемом Арткиным.

Лицо Арткина изменилось снова, и в его глазах почти зажёгся восторг:

- Я приветствую тебя, Миро Шантас.

Арткин редко мог его похвалить. Миро почувствовал душевное тепло, вдруг наполнившее его изнутри. Музыка уносила его вдаль.

На следующее утро они ждали в бежево-коричневом фургоне у пересечения Ватер-Стрит и Уинтон-Авеню. Автобус задерживался, но это не беспокоило ни Арткина, ни Миро, ни кого-либо ещё. Арткин изучал ситуацию на протяжении нескольких недель. Он знал, что график движения автобуса был неточен и зависел оттого, как долго придётся ждать каждого из детей. Не было установленных мест для сбора детей, каждый из них садился около своего дома. Кто-то из них стрелой устремлялся к автобусу, а кто-то наоборот не спешил. Они были ещё совсем маленькими: лет по шесть-семь, почти младенцами. Автобус отвозил их на день в лагерь, расположенный около тихого озера недалеко от Халловела, где они резвились в воде, играли и делали всё, что свойственно детям их возраста. Вечером этот же автобус развозил их по домам. Их было шестнадцать. Арткин сказал, что он готов убить хотя бы двоих из них: «Возможно и больше, посмотрим по обстоятельствам».

Миро сидел позади фургона, наблюдая за происходящим на Ватер-Стрит. Ничего особенного не происходило. Мальчик ехал на велосипеде, пытаясь управлять им за леску, растянутую между рукоятками руля. Собака что-то долго вынюхивала в зарослях кустарника, затем подняла лапу и помочилась. Миро не знал породу этой собаки, как и называние этого кустарника. Он наблюдал за уходящей собакой. Он наблюдал за всем, чего он не знал. В жизни он успел научиться немногому. Его школьное образование было убогим, без каких-либо развлечений и какого-либо изучения цветов и кустарников. Кроме того, всё, что росло у него на родине, (да, у него и не было никакой родины) было совсем не похоже на растительность Новой Англии. И люди здесь были совсем другими. И еда. Кстати о еде: Миро чувствовал себя предателем, ему так нравилось то, что едят американцы – их гамбургеры и хот-доги с картофельными чипсами. Он смотрел по телевизору рекламные программы о «Макдональде» и «Бюргер-Кинге» с начинкой с большим удовольствием. Он никому не рассказывал об своих маленьких удовольствиях. И вообще, кому об этом можно было рассказать?