Роберт Кормер - Среди ночи

Дэнни не ответил, его увлекли слова репортера, впутывающие в эту трагедию его отца.

— Тонкости — это ловля блох для очередной колонки новостей. Включи телевизор. Сплетни, инсинуации… хуже, лучше, за кадром, под гору без тормозов… парень — это тонкости. А газеты, здесь тоже все держится на тонкостях. Твой отец — лишь он один остался в живых после того скандала. Владелец театра умер, городской инспектор умер, даже следователя, расследовавшего причины катастрофы, тоже нет в живых. В живых остался только твой отец. Проблема в том, что он отказывается говорить. Когда кто-нибудь идет по его пятам, он всегда отвечает: «Без комментариев», и это выводит его от игры. И, если откровенно, то я думаю, что на сей день это жестоко — для него, для твоей матери и для тебя самого. И так двадцать пять лет.

Репортер говорил спокойно, мягко и дружелюбно, что звучало полной противоположностью ужасным словам, исходящим из его рта.

— И чем вы можете помочь? — спросил Дэнни, сразу ощутив бесполезность вопроса.

— Все эти годы твой отец избегает интервью, и за это я его уважаю. Но это не значит, что мы можем принять его сторону, как человека. Люди так и не узнают, кто он на самом деле, какая у него семья. Может быть, то, что расскажешь ты, сможет как-то раскрыть в нем человека, личность. Может, твой рассказ и будет помощью. Что скажешь, Дэнис?

— Я не знаю, что можно сказать. Отец все время говорит мне, чтобы я ни с кем об этом не разговаривал, и даже не подходил к телефону.

В глазах репортера зажглись огоньки.

— Это то, что мне надо, Дэнис. Сам факт того, что он защищает тебя и свою семью. Это может раскрыть читателю совсем другую картину о твоем отце. Именно сейчас множество людей хотят знать о нем все. А он продолжает оставаться загадкой, и это делает его козлом отпущения. Мы все это можем изменить. Наша статья выходит первой, оставляя позади другие газеты, телевидение, радио…

— Я не знаю, — продолжал твердить Дэнни. Он побоялся, что предаст отца, если согласится дать интервью этому репортеру. — Как вас зовут? — спросил он, пытаясь «оттянуть резину», просто о чем-нибудь говоря.

Лесс Альберт, — репортер начал что-то искать у себя в кармане, и, наконец, ему удалось вытащить небольшую картонную карточку. — На этой карточке мой номер телефона в редакции. Подумай, Дэнис, соберись, позвони. Если что-то я не узнаю от тебя, то оно придет откуда-нибудь еще. Время работает против нас.

— Я не знаю, — продолжал он тупо и упрямо твердить одно и тоже. Даже если этот репортер с усталыми, печальными и налитыми кровью глазами выглядел дружелюбно.

— Можешь мне поверить, я тебя понимаю.

Он слушал удаляющиеся шаги репортера, как открылась и закрылась дверь веранды. Из окна гостиной он терпеливо смотрел в след Лессу Альберту. Через минуту он появился из тени на выложенной кирпичом дорожке и вставил ключ в дверь припаркованной у бордюра машины — какой-то старой, неизвестной Дэнни модели выцветшего зеленого цвета. Он взял из машины фотоаппарат и обернулся в сторону их дома. Дэнни сдвинул занавески. Хотя его и не было видно, он почувствовал себя у всех на виду и без какой-либо защиты.

Он взял карточку, которую ему оставил репортер и начал рвать ее пополам, но остановился. Он достал из ящика своего стола прозрачную липкую ленту и заклеил разрыв, а затем вложил карточку к себе в кошелек.

Следующий день был еще мрачнее. Он проходил мимо магазина «24 часа» и увидел Дейва, который мыл окно. Дейв подал ему знак рукой, чтобы он зашел внутрь. Дэнни сначала колебался, а затем зашел.

— Извини меня за то, что так вышло с работой, — начал Дейв. — Я не знал, что мистер Тейлор не принимает на работу подростков. Он хлопнул себя по «крыше», будто хотел убедиться в том, что она на месте.

— Да, ладно, — сказал в ответ Дэнни. У него было такое чувство, что Дейв его где-то предал.

— Выглядит похожим на дискриминацию, не так ли? — Дейв старался держаться с ним по-дружески.

Но Дэнни ничего дружеского в этом не нашел.

— Может, подать иск в суд, — продолжил Дэнни, вспомнив «Общественные тяжбы», изучаемые им целую неделю на уроках обществоведения. — На миллион долларов.

— Я на твоей стороне — во всем.

Они оба начали смеяться. Глядя на жалкий вигвам на голове у Дейва, напоминающий большой черный блин, вставные зубы и глаза, в которых не скрывалась просьба прощении, Дэнни сердиться не стал.

— Думаю, что ты можешь высудить и два миллиона, — успокоив смех, сказал Дейв.