За долгий, казавшийся нескончаемым перелет он словно вновь побывал в той своей жизни, в которую никогда никого не посвящал, да и сам старался вспоминать об этом пореже. Это была счастливая, безоблачная пора, настолько счастливая, что ему не верилось теперь, что все это было.
Конечно, Кабулов не мог не припомнить их последнюю встречу. Он с Сашей Ботвенко уезжал по направлению поездом в Восточный Казахстан на строительство канала Иртыш ― Караганда. Проводить их, кроме Карлена с Джемалом, которым осталось учиться еще год, пришло много друзей, и вся эта шумная, с неизменной гитарой компания как-то бережно выделяла Светлану, хотя здесь, на перроне, должна была остаться и Сашина девушка. В шуме, гаме, толчее они находили друг друга глазами, умудряясь, как казалось им, незаметно для окружающих целоваться, и спешили сказать какие-то последние, важные слова. Хотя все было обговорено и решено: на следующий год, в отпуск, отгуляют свадьбу, а свадебным путешествием будет поездка к морю, в Гагры, к Джемалу, «добро» которого было получено.
Когда почтовый, набитый до отказа, тронулся, она вдруг неожиданно громко крикнула вслед набиравшему ход поезду:
― Даврон, я люблю тебя!
На Первое мая, незадолго до отпуска, он получил телеграмму от Джемала, извещавшую, что Светлана вышла замуж за Карлена.
Много лет спустя ему рассказывали, что Джемал пришел на свадьбу пьяный, разбил окно в столовой и кричал на весь зал Карлену: «Подлец! Подлый вор, негодяй! Я проклинаю тебя!»
В Казахстане Даврон проработал три года без отпуска, в двадцать пять стал начальником управления и тогда же попал на глаза союзному министру. Он, наверное, остался бы в Казахстане до конца строительства или возглавил бы создававшийся трест далеко на Севере, об этом уже шли разговоры, когда вдруг нагрянули к нему отец с матерью. Настроены они были решительно, особенно мать, Зульфия-ханум. Она говорила, что никогда не вмешивалась в его дела, согласна была на невестку, которую особенно расхваливал отец (тут она иронически посмотрела на Кабула-ака), а теперь, мол, ее терпению пришел конец. От людских расспросов покою нет, куда да куда запропастился ваш сынок Даврон, в двадцать шесть лет ни кола, ни двора, ни семьи. Говорила, что стары и слабы они стали с отцом, в доме одни девочки, а хозяйство, дом мужской руки требуют. Сказала, что и девушку ему приглядела, красавицу и умницу, первую на сегодня в Намангане невесту. Так через два месяца он и женился на недавней выпускнице Ташкентского университета Муновар Мавляновой.
***
Когда решение о строительстве Заркентской дамбы было одобрено в Москве, по ходатайству союзного министра никому не известный начальник передвижной механизированной колонны из Намангана возглавил крупнейший в республике трест «Строймеханизация». Тогда ему не было еще и тридцати лет.
Решение о строительстве новой дамбы для Заркентского медно-обогатительного комбината было неожиданным. Пленум ЦК КПСС постановил резко увеличить выпуск медного литья, промышленность остро нуждалась в цветном металле. Новые комбинаты строить долго, только подготовка экономических обоснований займет года три ― не меньше; решено было расширять имеющиеся, наиболее перспективные. Так выбор пал на Заркентский. Расположенный в предгорьях Чаткальского хребта крупный комбинат, по выкладкам специалистов, мог после возведения второй очереди увеличить выплавку высококачественной красной меди вдвое. Для этого были все условия: и возможность без ущерба для сложившегося города возвести, по сути, еще один комбинат, и наличие руды, и мощная строительная база республики, и погодные условия, позволявшие вести круглогодичное строительство.
Кабулова вместе с другими специалистами пригласили в Заркентский горком партии и объявили, что решение о строительстве второй очереди комбината одобрено, утверждено. Строителям, монтажникам, наладчикам, механизаторам, представлявшим не только разные тресты, но и министерства и ведомства, предстояло увязать свои сроки с генеральными, предстояло составить совмещенный график работ, исключающий простои по вине друг друга. Строительство комбината само по себе дело сложное, но наиболее трудоемкие работы предстояли по отсыпке четырнадцатикилометровой дамбы для шламонакопителя, а попросту «хвостов» комбината.
Комбинат в сутки перерабатывает сотни тонн руды, только часть из нее становится медью, а остатки, так называемый шлам, после флотации по пульпопроводу отводятся в особые хранилища, шламонакопители. Даже при небольшой фантазии можно представить, какими гигантскими должны быть накопители, если комбинат рассчитан на долгие годы работы. У накопителей есть и другая, не менее важная функция ― они служат отстойником для той воды, что по пульпопроводу выносит шлам.
Читать дальше