Рауль Мир–Хайдаров - Интервью для столичной газеты

Образумились… Уехали вдвоем на новых «жигулях» отдыхать на море, в Сочи,— вернулись через два месяца самолетом, прогуляв машину. А однажды, когда они с Манечкой отдыхали в Крыму, получили от любимых сыночков телеграмму: «Предлагают выгодный размен квартир: Чиланзар пятый этаж совмещенный санузел доплата три тысячи заодно можно продать и мебель как быть». Дядю Костю чуть инфаркт не хватил: квартира в центре, в пять комнат, перестроенная «от и до», мебель под старину — все находилось под угрозой, своих деток они хорошо знали. Пришлось срочно переводить деньги. Откуда только дядя Костя ни выкупал сынков: из милиции, ГАИ, вытрезвителя, даже из цыганского табора, когда они уговорили цыган всю ночь играть и петь для своих друзей, наобещав золотые горы.

Свадьбы, квартиры, разводы, снова свадьбы — от этой круговерти дядя Костя так устал, так ему все надоело и осточертело, что в один прекрасный день он тайком уложил чемодан и… сбежал. Это был, как он сам признавался, кажется, единственно достойный поступок в его жизни.

Говорят, однажды дядя Костя, рассказывая про своих удальцов, заявил в сердцах, что сыновья стали ему в такую копеечку, что гораздо дешевле было бы отлить две их статуи в натуральную величину из чистого золота, чем содержать их. От судьбы не уйдешь, философски замечал он: догонит — не так, так этак…

Жил здесь дядя Костя спокойно, ревизоров не боялся: он «завязал», ему самому уже ничего не было нужно. От прежнего у него осталось лишь некоторое профессиональное самолюбие: он считал себя в силах помочь кому-то и помогал, но теперь это был не «нужный» или денежный человек, как раньше, а уважаемый лично им, дядей Костей, человек, как, например, архитектор-садовод.

В Ташкент Максуд прилетел, как и предполагал, к обеду. Рекомендация дяди Кости сработала безотказно, и он поселился в прекрасной гостинице, в просторном номере с кондиционером. Возвращая документы, администратор, красивая, еще молодая женщина, игриво сказала:

— Поздравляю вас с днем рождения, Максуд Ибрагимович.

Гимаев опешил… Да, у него действительно был день рождения, и не просто день рождения, ему сегодня стукнуло тридцать лет… Он ходил из угла в угол в своей прохладной комнате и усмехался. День рождения… Этот день он теперь никогда не забудет: считай, с самого утра сплошные подарки — освобождение, встреча с дядей Костей, неожиданно принявшим доброе участие в его судьбе, роскошная гостиница, в которую ему самому никогда не попасть бы… В общем, было чему радоваться, и он решил отметить это событие.

К вечеру, когда жара немного спала, Гимаев решил прогуляться. Окна его номера на десятом этаже выходили на большой тщательно спланированный парк, и сверху ему хорошо были видны гуляющие люди, столики на открытом воздухе, аттракционы — картина счастливой праздной жизни так взволновала, что у него защемило сердце. В этот парк через дорогу он и направился.

«Наверное, нашему архитектору этот парк понравился бы»,— думал Гимаев, гуляя по дорожкам, посыпанным влажным красноватым песком.

Когда он проходил мимо аттракционов, его окликнули с качелей две девушки — попросили раскачать их немножко. Девушки были юны, милы, азарт уже разрумянил их щеки, просьба звучала как требование, но Гимаеву это было приятно.

Тяжелые, давно не смазывавшиеся качели были словно рассчитаны на силу Максуда, и через минуту девушки уже визжали от радости и страха, взлетая намного выше соседней люльки. На лету он вновь подхватывал туго натянутую цепь, смеющиеся девушки улетали дальше и выше всех, азарт захватил самого Максуда, он уже смеялся, охваченный весельем, кричал что-то озорное, и если не слышал ответа, то догадывался: говорили ему девушки что-то приятное, даже ласковое — это он читал на их славных лицах. Они бы катались еще, но образовалась очередь жаждущих, привлеченных азартом и весельем. Максуд остановил качели. Доверчиво, как старому знакомому, девушки позволили ему снять их с высоких лодок.

— Вам не мешает остыть,— сказал Максуд, лишь только они вышли за ограду аттракциона, и показал рукой на кафе-мороженое, что расположилось у пруда, напротив.

— Пожалуй, не помешает,— согласились девушки, переглянувшись, и рассмеялись: у них было отменное настроение.

— Может, вы представитесь, наш неожиданный и великодушный спутник,— сказала та, что была бойчее.

— Максуд. Меня зовут Максуд.

— А меня Каринэ,— ответила девушка,— а подружку Наташа,— и они протянули ему по очереди руки.