Рауль Мир–Хайдаров - Интервью для столичной газеты

Пожалел он только о волосах. Иссиня-черные, как у многих восточных людей, густые, волнистые, они всегда были предметом его особой заботы. Своих волос, считай, он не видел три года. За полгода до окончания срока он получил разрешение отпустить волосы, но ему не повезло: два месяца назад неожиданно нагрянула какая-то инспекционная проверка, и пришлось постричься, а прическа была уже что надо. Сейчас волосы отросли настолько, что обозначался четкий пробор. Ален Делон даже сказал, что нынче такая короткая стрижка в моде, но это не обрадовало Инженера: у него были свои привычки.

Вглядевшись внимательно в зеркало, он удивленно провел рукой по волосам: голова была наполовину седой.

— Ничего страшного, не красна девица,— сказал вдруг нарочито грубо дядя Костя, будто прочитал его мысли.

Сумка, уже застегнутая, стояла на полу, а на прилавке, на свежей салфетке, лежали ловко разделанная курица, свежие огурцы и помидоры, вкус которых Гимаев уже забыл, зелень, брынза. Дядя Костя отвинтил пробку «Столичной» и разлил по стаканам.

— За счастье и удачу, вот такой банальный тост, Инженер,— сказал завмаг. Он, похоже, знал о своих клиентах достаточно.— Куда держим путь? — спросил дядя Костя, не притронувшийся к обильной еде, он только следил, чтобы Максуд брал побольше.

— Сегодня ближайший рейс только на Ташкент, а там уже решу, куда двигаться, оттуда улететь просто… да и здесь ни минуты не хочется задерживаться…

— Понимаю, понимаю,— завмаг покачал головой. — Я ведь ташкентский — наверное, слышал? Ташкент — удивительный город, советую приглядеться. Есть где тормознуть на несколько дней?

— Нет, я там никогда не бывал. Как-нибудь… мир не без добрых людей.

— Зачем же как-нибудь, да и добрых людей нынче долго искать приходится. — Завмаг встал и взял с полки потрепанную записную книжку. — Это моя старая клиентка, администратор хорошей гостиницы, передашь привет от дяди Кости — десять лет одевалась у меня. Конечно, мог бы и у меня дома остановиться, хоть и у сыновей — у каждого кооператив в центре города, да не хочу, чтобы ты общался с ними, успеешь, навидаешься еще таких…

На том они и распрощались с дядей Костей. Шагая к центру, чтобы добраться до аэропорта, Гимаев думал о завмаге. Его беду он знал.

В молодости дядя Костя, парень, по его собственным словам, незаметный, невидный, влюбился в красавицу Манечку Шилову. На танец пригласить, не то чтобы проводить домой, казалось для Кости неразрешимой проблемой: сквозь строй ухажеров Манечки не пробиться, да парни какие — один лучше другого, а уж отчаянные! Косте тягаться с ними было даже не тяжело, просто смешно. Но однажды зашла Манечка к нему в магазин и спросила какую-то вещь, которая в то время была дефицитом, только слова такого в ходу не было — за это дядя Костя головой ручался. Он с радостью отдал эту вещь Манечке и заверил, что из-под земли достанет все, чего она только ни пожелает.

С того дня она и стала замечать неприметного Костика, которого раньше в упор не видела. Правда, не очень баловала его Манечка вниманием, но если увидит, непременно улыбнется, спросит о чем-нибудь. И в круг своих ухажеров чуть ли не за руку ввела. Но там, среди ребят известных, он не пыжился, всегда готов был угостить дорогим по тем бедным временам «Казбеком», а то и бутылку выставить. По натуре Костя не был жадным, а тут, на глазах возлюбленной и ребят авторитетных, ему и вовсе хотелось выглядеть щедрым, и это ему удавалось — в то лето он приобрел известность на Кашгарке.

Тогда же он понял, что нет для Манечки ничего милее на свете, чем наряды. Пусть мелочь: сумка, косынка, перчатки, простенькие босоножки, флакон духов — как радовалась она любому подарку! И от подарка к подарку теплее относилась к Костику, еще полгода назад он об этом и мечтать не смел.

Как-то зимой она пришла перед самым закрытием, и они, открыв бутылку вина, засиделись в магазине допоздна. Манечка, веселая, возбужденная от вина, примеряла обнову за обновой и демонстрировала туалеты Костику. Тогда они оба, пожалуй, не предполагали, что существует такая профессия — манекенщица, но этим талантом, безусловно, обладала шальная Манечка, да и хороша она была чертовски! Когда она примеряла темно-синее в талию зимнее пальто из дорогого драпа с воротником из пышной чернобурки, вдруг побледнела, сникла сразу — куда девалась и веселость — и чуть не плача сказала:

— Костя, милый, если бы ты знал, как мне хочется это пальто. Лучше повеситься, чем снова ходить в старом мамином.