Рауль Мир–Хайдаров - Интервью для столичной газеты

Городок был невелик, но рос, как говорится, не по дням, а по часам, в этом чувствовался неизвестный Гимаеву резон. Строился он умно, без бараков, без времянок, без суеты, по индивидуальному проекту. Кварталы аккуратных, в два этажа коттеджей из светло-желтого привозного кирпича для научной элиты, еще разбросанной по разным городам страны и, возможно, не подозревающей о своем скором переезде на работу сюда, чередовались с массивами уже редких ныне четырехэтажных домов. Городу еще строиться и строиться, но все парки, скверы, сады и рощи были уже разбиты, и за ними в городке существовал особый надзор. В колонии нашелся человек редкой профессии — специалист по парковой архитектуре, так он трижды на неделе с самим председателем горисполкома объезжал молодые посадки. Горисполком желал заполучить редкого и толкового специалиста во что бы то ни стало: архитектор только ночевал в колонии; поговаривали даже, будто горисполком и семью архитектора выписал, предоставив ей квартиру в центре города, но за достоверность этих слухов Гимаев поручиться не мог.

Максуд шел по утренним тщательно убранным улицам, ни у кого не спрашивая дороги, не озираясь по сторонам, даже не обращая внимания на аккуратные таблички на домах, он безошибочно двигался к намеченной цели. Как и многие, он знал о городе и горожанах достаточно: каждый в зоне считает своим долгом одарить советом, подсказать что-нибудь важное всякому выходящему на свободу.

Проходя мимо строительного треста, Гимаев, например, знал, что стоит ему позвонить некой Наташе, и он мог бы провести сегодня приятный вечер.

— Отрываю от сердца,— сказал, передавая ему номер телефона и записку, парень из соседнего барака по кличке Ален Делон. Наташа не волновала Гимаева, но телефон он взял: не стоило обижать человека — такие «подарки» делают не каждому, Инженер это знал.

Проходя мимо одного из трех строительных управлений, Гимаев вспомнил, что здесь работает заместителем начальника по быту некто Корытов, картежник-неудачник, который даже за часть тех денег, что лежали у него сейчас в старой сумке, «сделал» бы ему квартиру непременно.

Инженер знал, каков у Корытова карточный долг, и безошибочно предвидел его судьбу. Жизни Корытова в колонии он не позавидовал бы: там не любят тех, кому судьба на воле представляет шанс жить достойно и безбедно, а они желают хапнуть лишку — большим чиновникам, склонным к казнокрадству, не мешало бы об этом знать.

Квартира в этом городе Гимаеву была не нужна, порочного начальника не жаль, и он равнодушно прошел мимо управления — обладатель тайны незнакомого ему человека. Он направлялся в небольшой промтоварный магазин на окраине, которым заведовал некий дядя Костя из Ташкента. Он знал, что в магазине тоже задержится недолго, не более получаса, потому что специалист по парковой архитектуре давно закинул дяде Косте список необходимых для Инженера вещей и даже успел получить подтверждение, что все будет исполнено в лучшем виде.

Дядя Костя встретил Максуда как родного — сразу запер магазин, повесив на двери солидную табличку «Санитарный час». Потом он внимательно оглядел Инженера с ног до головы, будто удостоверяясь, что это действительно тот самый человек, достал из-под прилавка большую вишневого цвета кожаную дорожную сумку. Расстегнув ее ловким движением, вынул несколько рубашек разных расцветок и бросил на прилавок.

— Я думаю, что на размер меньше вам будет в аккурат,— прокомментировал он свой жест и тут же положил перед Инженером стопку других.— Прошу! — дядя Костя щедрым жестом распахнул ширму примерочной и ногой подтолкнул в нее туго набитую сумку.

Максуд доставал носки, тонкое летнее белье, обувь, из пачки китайских носовых платков «Хризантема» отобрал платочек под цвет рубашки. Вышел он из примерочной в светлых вельветовых джинсах, голубом батнике с короткими рукавами, в матово блестевших коричневых мягких туфлях, а сумка казалась нетронутой — у нее так же раздувались бока. Пока он выбирал себе часы, дядя Костя размещал в ней какие-то свертки.

В простенке между входной дверью и окном Гимаев вдруг увидел свое отражение. Удивленный, он подошел к зеркалу. В маленьком карманном зеркальце, которым он пользовался все эти годы для бритья, лицо можно было разглядеть лишь по частям, да он и не испытывал в этом надобности. И вдруг увидеть себя через три года в полный рост, как в кино,— это было неожиданностью. Из зеркала смотрел на него элегантно одетый молодой человек высокого роста. Инженер даже успел подумать, что в лучшие свои годы он не был никогда так модно одет. Нет, он не похудел, не поправился, но не был и таким, как прежде: заматерел, затвердел, окреп, что ли, от каждодневной тяжелой физической работы, сила чувствовалась в каждом движении, каждом шаге. Что-то изменилось в лице. Прежде он никогда не был таким загорелым, хотя назвать просто загоревшими обожженное немилосердным солнцем лицо, шею, руки нельзя было даже с большой натяжкой. За долгое лето кожа так шоколадно дубела, что и за зиму ей не удавалось посветлеть, а там — снова солнце, от которого спасу нет до поздней осени. Обнаружил он и две тяжелые складки у губ — в общем, это было знакомое и незнакомое лицо волевого, упрямого человека.