Скотт Брэдфилд - Хорошая плохая девчонка

Большая Гиря шлепала дубинкой по своей мозолистой ладони в такт своим словам. Чпок, чпок, чпок. Даже удары Большой Гири напоминали какие-то сосущие, чмокающие звуки.

— Ты принадлежишь этой системе, куколка. И тебе некого винить в этом, кроме самой себя.

Некоторые заключенные называли эту дубинку Жезлом любви, но вообще-то у нее было много названий, в основном довольно-таки пошлых. Костыль для трахания. Машина любви. Пастушья плетка. И так далее. Но наиболее романтические натуры называли ее Прекрасным Миром. Когда скажем: «Догадайся, милашка, что покажет тебе Большая Гиря?» В этот момент ты должна напустить на себя задумчиво-мечтательный вид и, вздохнув, сказать: «Прекрасный Мир, детка. Большой Прекрасный Мир».

Большая Гиря была крупным и самоуверенным человеком, с такими людьми в подобных ситуациях легче всего.

Я сделала это для нее очень медленно, благо поблизости не было других охранников.

То есть подарила ей Большой Прекрасный Мир.

Вскоре после этого мою историю напечатали в газете «Сакраменто Би», и я стала объектом внимания многочисленных феминистских групп. Они привлекли внимание общественности к тому факту, что никто не имеет права отнимать у женщины ребенка, даже если эта женщина обвиняется в убийстве. Таким образом, после нескольких месяцев публичного освещения подробностей моего заключения в печати и попыток апелляции в высшие инстанции мое дело было вновь открыто, вследствие чего вскрылись дополнительные детали смерти мистера Мерчинсона. Новый судья счел, что причиной его смерти стала трагическая ошибка, так как он принял лекарства из тюбика с другой этикеткой.

Возможно, мне помогло то, что новый судья был мужчиной.

Ранее на суде я рассказывала, что мистер Мерчинсон был довольно милым пожилым джентльменом, с которым я периодически спала вместе в одной постели просто из-за того, чтобы ему не было так одиноко, ведь он все равно не был способен ни на что другое. Постепенно он привязался ко мне и по чистой случайности написал завещание на мое имя, в котором оставил мне все свое имущество.

И если бы не его жадные на деньги родственнички, которые стали строчить всякие жалобы, то полиция меня даже не потревожила бы. После чего обнаружилось наличие мышьяка в его крови, и дело приняло известный оборот.

Однако тот факт, что старый человек по ошибке принял не то лекарство, вовсе не делает меня убийцей. Именно в этом убедил присяжных мой новый и весьма симпатичный судья Кенворти.

Он принял в моей судьбе большое участие. И я всегда буду благодарна за это милому старому судье Кенворти.

Таким образом меня оправдали и выпустили из государственной тюрьмы Чинно благодаря усилиям моего замечательного адвоката Джошуа Бирнбаума. Я как раз заплатила ему первый предварительный и весьма внушительный гонорар, что подвигло его на неистовую защиту моих интересов и продвижение в массы идеи о моем несправедливом обвинении. Ему даже удалось переиграть нам на пользу мое нападение на Большую Гирю, что я сделала якобы из-за временного буйного помешательства на почве послеродовой депрессии. Семья Большой Гири пыталась опротестовать решение суда, но тут всплыли некие пикантные подробности относительно ее душевного равновесия и ряда нарушений, которые она совершила в юношеском возрасте, и они вынуждены были отозвать свой иск.

Лучше не полоскать свое грязное белье на публике. Таков мой девиз.

Иногда я думаю, что тут не обошлось без участия Джошуа Бирнбаума, когда так удачно всплыли все эти непристойные подробности во время моего судебного процесса, которые были преданы широкой огласке. Но я никогда не узнаю этого наверняка.

Одно знаю точно: такого адвоката, как Джошуа Бирнбаум, трудно переоценить.

Да, забыла сказать: я все-таки получила наследство бедного мистера Мерчинсона. Я приняла его только потому, что такова была воля самого мистера Мерчинсона.

Выходные — самые лучшие дни в тюрьме, потому что у нас не запланировано занятий по исправительной терапии и никакой достопочтенный исследователь криминальной психологии не бубнит тебе в ухо об особенностях твоего аномального поведения и недостатках твоего воспитания.

К тому же в эти дни нам обычно раздают почту, поэтому неудивительно, что даже самые закоренелые преступники с нетерпением ждут выходных.

— О'Шэннон, — надзиратель Харрисон отчетливо произносит каждую букву в микрофон. — Рода О'Шэннон. Спускайся, Рода. Кажется, это письмо от твоего мужа.