Геннадий Семенихин - Лунный вариант

Напоив девочку, женщина возвратилась в комнату, и Алексей смутился, заметив, что она успела переодеться. На ее ногах появились белые босоножки, а домашний халат она сменила на черную юбку и ту самую розовую кофточку, в которой Алексей увидел ее впервые. Он нечаянно встретился с ее синими глазами и заметил, как, вспыхнуло ее лицо.

— Мама, — снова позвала девочка, — а дядя ко мне зайдет? Мне скучно одной. Ты все работаешь да работаешь.

Алексея царапнул по сердцу жалобный голосок. Женщина смущенно отвела глаза:

— Что ты, Наташенька, дяде очень некогда. Я переглажу белье и буду читать тебе сказки.

— Ты долго будешь гладить, — недоверчиво отозвалась девочка.

Горелов поднялся:

— Если я к ней на минутку зайду, вы не будете против?

Женщина, уже державшая в руке ключ, благодарно посмотрела на Горелова.

— Ой, да что вы! У вас же и на самом деле каждая минута, наверное, на учете. Но если вам действительно не в тягость… — она не договорила и открыла перед ним дверь.

Горелов вошел в комнату и на маленькой никелированной кроватке с высокой спинкой увидел под стеганым одеялом девочку с беленькими косичками. Она лежала на спине. По багровому румянцу на худеньких впалых щечках и прерывистому дыханию можно было догадаться, как ей тяжко. На стуле, приставленном к изголовью, лежала половинка лимона, градусник, пачка каких-то таблеток. Алексей прикоснулся ладонью к ее пылающему лбу.

— Тебе больно, Наташа? — спросил он участливо.

— Нет, — качнула девочка головой, — только лобик горячий. Подержите на нем руку, дядя. Ка-ак хорошо! У вас рука холодная-холодная. Еще подержите немножко, ладно?

Горелов не видел, какими добрыми и грустными глазами смотрит на него с порога женщина. Он опустился перед кроваткой на колени и теперь почти целиком закрыл ладонью пылающий детский лобик.

— Ой как приятно! — прошептала девочка. — Мама, этот дядя хороший?

— Хороший, Наташа, очень хороший, — ответила певуче Лидия.

— Мама, он летчик?

— Летчик, Наташа.

— Но ты же не любишь летчиков.

— Кто это тебе сказал?

— Ты сама говорила.

Женщина смутилась. «Видно, насолили ей, бедняге, всякие перегонщики вроде Убийвовка, если даже ребенку на них пожаловалась», — подумал Горелов и, желая разрядить обстановку, весело сказал:

— А я не летчик, Наташенька. Это я раньше был летчиком. А теперь парашютист. Вот я кто.

— Это правда? — потребовала подтверждения Наташа.

— Правда, девочка.

— Мама, дай дяде мою дудочку, пусть он на ней поиграет и песенку какую-нибудь споет.

Алексею никогда не приходилось нянчить маленьких. Своих братьев и сестер у него не было. Так уж cлoжилacь горькая вдовья жизнь у его матери Алены Дмитриевны, что одним-единственным остался он у нее. Но когда учился в школе, иногда катал в коляске младшего брата одного из своих друзей и запомнил с тех пор не очень мудрящую песенку.

— Мама, — рассмеялся Горелов, — дайте, пожалуйста, дудочку.

Лидия пожала плечами, порылась среди валявшихся в углу игрушек и протянула Алексею маленькую флейту. Он подул в узкую щель, пальцами прошелся по клавишам. Положил флейту на кроватку, пропел:

— Ой как здорово! — засмеялась Наташа. — Мама, пусть дядя не уходит. Он мне еще раз песенку споет.

Горелов взглянул на хозяйку. Увидел добрый, признательный блеск в ее синих глазах, веселый румянец, осветивший щеки. И вдруг в них показались слезы. Женщина, видать, вспомнила о чем-то своем, глубоко запрятанном и наболевшем. Алексей не знал, как поступить — постараться утешить или сделать вид, что не заметил. Пока он колебался, Лидия быстро вышла из комнаты. Возвратилась через минуту, уже овладев собой.

— Мама, ты здесь? — прошептала Наташа.

— Здесь, родная.

— Спроси у дяди — он еще к нам придет? Как вас зовут, дядя?

— Алексей Павлович, детка, — ответила мать.

— А мою маму тетя Лида. Только она любит, чтобы ее взрослые называли Лидия Степановна. Вы еще придете ко мне, дядя?

Горелов поднялся, ладонью стряхнул пыльное пятнышко с колена, на котором стоял перед кроваткой, увидел печальные, широко раскрытые глаза, стынущие под напряженно сведенными стрельчатыми ресницами. Они ждали.

— Лидия Степановна, — серьезно обратился к Лидии Алексей, — сегодня концерт по заявкам окончен. Тем более единственный слушатель явно устал. А вот завтра…