Геннадий Семенихин - Лунный вариант

«Вот и все!» — подумал он и поймал себя на мысли, что одиночество и усталость лишили его в эту минуту даже страха.

Почти двое суток не было радио— и телевизионной связи с «Зарей». На всех контрольных экранах исчезло изображение корабля, и диктор, голос которого знал весь мир, скупо и суховато сообщил:

— По техническим причинам очередной сеанс телесвязи с космонавтом Гореловым откладывается на сутки.

Утренние газеты опубликовали короткое сообщение о том, что радиосвязь с кораблем «Заря» в настоящее время прекратилась и принимаются меры по установлению его местонахождения на селеноцентрической орбите.

В маленьком Степновске одинокая женщина сидела над раскрытым номером газеты и, подперев бледное лицо холодными ладонями, молчала. Короткое сообщение, набранное крупными жирными буквами, напоминало некролог. Маленькая светловолосая девочка лицом терлась о ее твердое неподвижное плечо и тревожным шепотом спрашивала:

— Почему ты молчишь, мамочка? Раньше плакала, а теперь молчишь?

— Раньше была надежда, — глухим ровным голосом отвечала мать…

У Тимофея Тимофеевича шли бесконечные заседания. Он выслушивал подчиненных, заслуженных академиков, и не отвечал им, расхаживая по огромному кабинету, с хрустом сжимая крепкие пальцы.

Да, несомненно, ошибка произошла в коррекции корабля, и теперь есть лишь одна возможность оторвать «Зарю» от Луны — включить с Земли последний двигатель, неподвластный космонавту, послать с Земли новую вводную в счетно-решающее устройство в специальном контейнере, соединенном с пилотской кабиной «Зари».

Зазвонил белый телефон, связывающий космодром с Москвой. Вялым движением руки главный конструктор взял трубку.

— Да. Это я. Здравствуйте.

— Что будем делать, Тимофей Тимофеевич? — спрашивал знакомый голос. — Есть ли какие новости?

— Пока никаких, — ответил конструктор тихо. Трубка молчала, лишь доносилось легкое потрескивание. После большой томительной паузы она повторила вопрос:

— Что будем делать? За границей печатают сенсационные статьи о катастрофе советского космического корабля. Там предлагают свои услуги в его розысках.

— Не надо, — жестко отрезал Тимофей Тимофеевич. — Мы это сделаем сами. Но пока нет никаких оснований считать гибель «Зари» фактом. Нарушение радиосвязи еще ни о чем не свидетельствует. Мы принимаем все меры. Хотя и трудно, но надо запасаться терпением.

— Хочется верить, что эти меры принесут результаты, — не очень уверенно сказали в Москве.

— Бесспорно, — подтвердил Тимофей Тимофеевич и положил трубку. — Станислав Леонидович! — повелительно окликнул он своего первого заместителя. — Мы решимся на крайнюю меру.

— Запустим последний двигатель?

— Да! — жестко ответил главный конструктор «Зари». — Готовьте расчеты для схода с орбиты.

После четырнадцатого витка усталый и обессиленный Алексей Горелов почувствовал, что его корабль, вышедший из повиновения, неожиданно стал послушным и берет курс к Земле. Он видел ее на расстоянии почти в четыреста тысяч километров. Окруженная зыбким пояском атмосферы, она и отсюда казалась сказочно красивой. Радиосвязь по-прежнему не работала, но по всем показаниям приборов он уже точно знал, что летит теперь по эллиптической кривой к дому, назад.

Когда «Заря» прошла более половины пути, произошла неожиданная встреча с неизвестным метеоритным роем. Приборы тотчас зарегистрировали это, и Алексей с изумлением отметил, что энергия некоторых метеоритных частиц необыкновенна. «Этого только еще недоставало», — подумал Горелов. Внутри стало жарко, и он догадался, что терморегуляторное устройство выходит из строя. Он знал, как его исправить в аварийной обстановке, и, обливаясь потом, слабея от угнетающей жары, принялся за ремонт. Стрелка термометра то становилась на свое место, показывая, что в кабине почти комнатная температура, то снова поднималась вверх. Но он ее укротил.

Космонавт еще не откликался, но телеметрические данные уже поступали с борта «Зари» на Землю, и в третьем часу утра Тимофей Тимофеевич, успокоенный, задремал в своем рабочем кресле. Нет, не колонки цифр и формул ему снились, не черная глыба Луны в своем молчании вечного безмолвия. Виделась ему подмосковная речка, надувная резиновая лодка и спиннинговая удочка, от которой — вжик! — летит леска чуть ли не до самой середины. Он забросил спиннинг и сразу почувствовал, как стало дергать леску ровными тяжелыми толчками. Тимофей Тимофеевич открыл глаза. Сквозь большие окна лез в кабинет острый свет восходящего солнца. Ответственный дежурный тряс его за плечо. На усталом бледном лице инженера сияла не оставляющая сомнений улыбка.