Иосиф - Эшелон

Отношения мои с Дямкой прогрессивно ухудшались, и, улучив момент, он провалил меня на конкурсе. Пришлось жаловаться Ивану Георгиевичу на самодурство директора ГАИШ и недооценку им важности космических исследований. И опять меня спас незабвенный Ректор.

Вообще, по всем делам, большим и малым, касающимся моего отдела и его сотрудников, я обращался непосредственно к Ректору, что, конечно, нельзя было считать нормальным. Но что прикажете делать? Между тем Дямка был неистощим в мелких уколах, что отравляло наше существование. В конце концов, в 1968–1969 г.г. основная, творчески наиболее активная, часть отдела радиоастрономии ГАИШ (и я в том числе) покинула стены Alma mater и перешла во вновь организованный Институт Космических исследований Академии Наук СССР, где получила более или менее нормальные условия существования. Одна из моих причин ухода из ГАИШа — было активное нежелание лежать в положенный мне Богом час на многим хорошо известном большом дубовом столе в конференц-зале. Скольких своих старших (и не только старших) коллег я за эти годи проводил в мир, где, как можно верить, нет всякого рода дямок. Ритуал гражданской панихиды в ГАИШе отработан до мельчайших деталей.

Оставшаяся в ГАИШе часть отдела все еще дышит главным образом по причине создания лаборатории ГАИШ при величайшем радиотелескопе РАТАН-600, что около станицы Зеленчукской. Создание этой лаборатории университету почти ничего не стоило, и я горжусь, что это была моя инициатива.

Важным стабилизирующим фактором было то, что в ГАИШе в течение почти 20 лет работал незабвенный Соломон Борисович Пикельнер. Он был эталоном порядочности, талантливости и самозабвенного служения науке. Нелепая его смерть в 1975 г. существенно ускорила давно уже начавшийся процесс эрозии ГАИШа.

После 23 лет абсолютного царствования Дямка в 1979 г. подал в отставку. Его понтификат привел ГАИШ в тяжелое состояние. Фактически коллектив распался на отдельные разрозненные группы и группки. Директор Аксенов, из «молодых», астрономом не является — он небесный механик, а это почти что чистая математика. Из разных щелей повыползали никому неведомые личности и сразу же стали командовать. В итоге почти четвертьвековой деятельности (антидеятельности) Дямки оказалась утраченной связь поколений, потеряны традиции, без чего коллектив жить не может. С уходом основной части отдела радиоастрономии, служившей как бы «ферментом брожения», ГАИШ потерял настоящую перспективу развития.

«Свято место пусто не бывает» — и в эти же годы в Институте пышным цветом расцвела релятивистская астрофизика — детище на редкость энергичного академика Я. Б. Зельдовича, привыкшего к «средмашевским» масштабам. По четвергам в памятном мне конференц-зале ГАИШ заседает ихний семинар — «Театр одного актера», т. е. Рашида Сюняева, к которому Я. Б. питает вполне патологическую любовь. Когда-то здесь проходили занятия нашего коллоквиума…

Никто не против такой важной области современной теоретической астрофизики как релятивистская астрофизика, но имейте же чувство меры! Гипертрофированное развитие одного органа в ущерб другим — верный признак тяжелой болезни. Студенты быстро поняли, что попасть в орбиту релятивистской астрофизики — верный способ в «домашних условиях» с гарантией защитить в срок кандидатскую диссертацию. А эксперимент, наблюдения (иными словами — реальная, а не выдуманная астрономия) — дело хлопотное и при нашем бардаке — ненадежное. Что и говорить — нынешняя молодежь такие ситуации оценивает мгновенно! В результате вот уже почти 10 лет идет процесс «отсоса» всего способного и толкового в релятивистскую астрофизику. Их накопилось уже немало, а перспективы трудоустройства мрачны — итог бесконтрольного размножения никому не нужных, хотя вполне квалифицированных теоретиков.

Такое патологическое развитие научного коллектива вполне аналогично раковой болезни, возникающей от бесконтрольного размножения некоторых патологических клеток. Ведь с точки зрения каждой такой клетки все обстоит прекрасно, но бот организм почему-то гибнет.

Я не исключаю, конечно, возможность излечения затянувшейся болезни. Это потребует разумного применения медикаментозных средств, в том числе и хирургических. Но кто это будет делать? А между тем в виде разрозненных очагов, в ГАИШ существуют пока еще вполне жизнеспособные ячейки. Эти ячейки связаны с наблюдательными станциями Института. Справедливости ради надо сказать, что организация таких станций, особенно Крымской — пожалуй, единственная заслуга Д. Я. Мартынова. Но спасение Института возможно только тогда, когда в институте появится новый, настоящий директор, лидер коллектива, коренной астроном, желательно помоложе. А где найти такого? И наконец — правомочно ли рассматривать перспективы развития маленького института в отрыве от основных тенденций в развитии нашего государства?