Иосиф - Эшелон

Бал обещал быть роскошным, что по замыслу устроителей должно было в какой-то степени скомпенсировать подлость погоды. Жильцы отеля с южноамериканским темпераментом готовили обширный концерт самодеятельности, участвовать в котором пригласили и иностранных астрономов. И тут мне пришла в голову необыкновенно коварная идея.

Дело в том, что в составе нашей экспедиции был некий «освобожденный товарищ», который должен был обеспечить — как это поделикатнее выразиться? — идейную выдержанность нашего поведения. Звали его Михаил Иванович, был он худой и длинный. Умом не блистал, дело свое делал ненавязчиво, короче говоря, могло быть гораздо хуже… Водилась за Михаилом Ивановичем одна маленькая слабость: обладая жиденьким тенорком, до самозабвения обожал петь.

— Все-таки нехорошо, Михаил Иванович, — вкрадчиво сказал я ему, — что наши люди совсем не участвуют в предстоящем концерте самодеятельности. Здесь подумают, что советские ученые — сухари и роботы. По этой причине возможны даже всякие антисоветские инсинуации!..

— Но у нас нет талантов. Кто из наших смог бы выступить? — клюнул Михаил Иванович.

— А вот вы, например. У вас же прекрасный тенор!

Собеседник мой был явно польщен.

— Что же им спеть? — робко спросил он.

— Только классический репертуар! Всякие там самбы и румбы — не наш стиль. Почему бы вам не спеть арию Ленского?

В этом была вся идея — я хорошо помнил советы Дуката. В общем, я уговорил М. И., как солдат Дуньку — быстро и без труда.

И вот наступил вечер бала. С невероятным шумом прошли выборы «мисс эклипс». Хотя голосование было тайное, выбрали почему-то неуклюжую плосколицую девицу — дочь здешнего богатого плантатора. Как говорится, «их нравы». А сколько было красоток! Потом пошло пение. Я заранее предупредил своих верных друзей, что будет цирк. Наконец, на эстраде появилась нелепая, долговязая фигура нашего «искусствоведа», который по этому поводу напялил на себя строгий черный костюм. Жиденьким козлетоном он заблеял: «Куда, куда вы удалились»… Боже, что тут случилось! Всех сеньорит сдуло, как ветром. А сеньоры ржали, как жеребцы, бурно аплодируя и что-то крича. Даже я не ожидал такой реакции зала. М. И. все это посчитал за бурное одобрение и усилил звучек. Остальные номера уже никто не смотрел и не слушал. [18]

Странно, но вот уже почти 40 лет я собираюсь заглянуть в достаточно полный русско-португальский словарь, дабы наконец-то достоверно узнать, что означают на языке Камоэнса слова «куда» и «пирог». Похоже на то, что до конца своих дней так и не соберусь это сделать…

На следующий день мы отправились в очаровательный, совершенно гриновский городок со сказочно красивым названием Белу-Хоризонте — это была столица штата Минас-Жераис, гостями которого мы были. Запомнился базар, где прямо на земле «бунтами» лежали огромные пирамиды спелых ананасов — совсем так, как на моей черниговщине лежат бураки. А какие цветы, какой пряный запах!

А еще мы затеяли поездку на машинах, за сотни километров, посмотреть «минас» — самые глубокие в мире золотодобывающие шахты. По дороге я был свидетелем запомнившейся мне сценки. Дело в том, что мы были объектом пристального внимания не только «изнутри», но и, так сказать, «снаружи». Откуда-то появились субъекты, хорошо говорившие по-русски и навязчиво пристававшие к нам с предложениями всякого рода сомнительных услуг. Среди них явно выделялся некий украинец, представлявшийся профессиональным певцом и даже не скрывавший своей связи с местной полицией. Похоже было на то, что его задачей было оградить трудящихся Бразилии от тлетворного влияния красной пропаганды. В автобусе, по иронии судьбы, этот тип сел рядом с нашим Михаилом Ивановичем. Почувствовав пикантность ситуации, я сел точно позади них, посадив рядом с собой Славу Гневышева. По дороге они разговорились, касаясь преимущественно профессиональных (я имею ввиду, конечно, вокальных) тем на чисто русском языке, конечно.

— А у вас сейчас, после войны, много новых песен? — спросил бразилоукраинец.

— О, да! — удовлетворенно сказал наш.

— И какую же песню поют чаще всего?

— Я думаю, что чаще всего поется «Широка страна моя родная».

— Я этой песни не знаю — научите, пожалуйста.

И всю дорогу два представителя одной из наиболее древних профессий очень дружно пели песню Дунаевского. У «тутошнего» оказался совсем неплохой баритон. Весь автобус замер — дошло до всех. А они пели, пели увлеченно, совершенно не чувствуя полного идиотизма ситуации.