Герман Садулаев - Шалинский рейд - роман

– Командуй, – сказал мне Лечи и, повернувшись, пошел к уазику.

Я подошел к сотрудникам и отдал приказ:

– В линию!

Пятеро бойцов, державших бандитов на мушке, вместе со мной встали в ряд на дороге.

– Огонь!

Раздался громкий треск автоматных очередей. Тела, пробитые пулями, свалились на обочину, друг на друга, сотрясаемые конвульсиями. Это было похоже на грязный групповой оргазм или на насекомых в банке.

Не сговариваясь, мы не стали добивать расстрелянных контрольными выстрелами. Просто подождали, пока их предсмертные судороги прекратились.

Потом все трупы затолкали в одну машину, в «Волгу». «Волга» – очень просторная машина. Хорошая. Как будто предназначена для того, чтобы в нее закладывать много трупов. Мы отвели свои уазики и трофейные «Жигули» на безопасное расстояние и подорвали «Волгу» из гранатометов. Машину подбросило на дороге, во все стороны полетели куски железа и мяса. Разлился бензин, и заполыхало пламя.

Не чувствуя своего онемевшего тела, я сел на заднее сиденье уазика рядом с дядей. Лечи похлопал меня по коленке:

– Ничего, Тамерлан. У нас не было выбора.

Это была моя первая кровь.

Даже когда казнили насильников Лейлы, я не нажимал на курок.

После того, как Лейла покончила с собой, я продал свой модный «Стечкин». Купил АКМ, а оставшиеся деньги передал родственникам ее первого мужа, которые забрали сына, которого я уже считал своим.

Тот «Стечкин» уже нашел свою жертву. Теперь свою кровь нашел и мой автомат. Я нажимал на курок вместе с парнями, расстреливая арестованных. Мы убили их всех. Они все были мертвы.

Мы подорвали и сожгли их трупы. Их не смогут ни опознать, ни похоронить.

Мы сообщили в Грозный, что машина с неизвестными подорвалась на мине. Никто не стал ничего расследовать.

Может, так и было нужно. Только так мы могли пытаться остановить похищения людей.

Возможно, Лечи был прав и у нас не было выбора. Вот опять – не было выбора! Когда ты берешь в руки оружие, слишком часто у тебя не остается другого выбора, только стрелять и убивать.

Ты уже сделал свой выбор: когда взял оружие в руки.

Весь следующий день я просидел дома. Я читал книгу; кажется, это был какой-то советский писатель. Роман про домны, стройки и комсомольцев. Я даже не приготовил себе еды. Грыз черствую буханку хлеба и запивал сладким чаем.

Ближе к концу дня меня навестил Лечи. Он открыл дверь сам и прошел в комнату, не поздоровавшись.

– Почему тебя не было на службе?

Я приподнялся с лежанки. Когда заходят старшие, у нас принято вставать.

– Садись. Ты заболел? – дядя подсказывал мне ответ.

– Нет. Просто не хотел никуда выходить.

– Так не пойдет. У нас дисциплина. Это тебе не институт: хочу хожу, не хочу – дома сижу.

Я молчал.

– Давай выпьем?

Лечи достал бутылку водки.

– Не… я не хочу пить. Коран запрещает пить.

– Брось! Ты же не фанатик.

Это правда. Фанатиком я не был. Принятие ислама произвело переворот в моей душе. Я искренне пытался следовать хотя бы чему-то. Но в вопросах правил и ограничений не был к себе строг.

Я снова сдался и махнул рукой. Мы прошли на кухню. Я достал стаканы и поставил на стол. Лечи открыл бутылку.

– Закуски нет?

– Есть хлеб.

Лечи посмотрел на изгрызенную мной корку и неодобрительно покачал головой.

– Как ты живешь? Кто тебе готовит?

– Я сам себе готовлю. Просто сегодня не было настроения.

– Тебе надо жениться.

– Лечи, я женился. На ее могиле еще трава не выросла.

– Извини… я не хотел…

– Ничего.

Мы выпили и долго сидели молча, вперив взгляды в покрытую трещинами столешницу. Мы не хотели говорить о вчерашнем дне. Во всяком случае, напрямую. Я прервал молчание:

– Лечи, почему наши такие? Вот, добились независимости. Стройте теперь свое государство, экономику, жизнь! Зачем грабить, похищать людей, стрелять налево и направо? Мы же только всех напугаем! Никто в мире не поверит, что мы хотим и можем создать нормальную цивилизованную страну. Что мы творим?

Лечи пожал плечами:

– Это тебе нужна нормальная страна. Тебе и еще нескольким умникам, таким как ты. Ты бы сидел да читал свои книжки. И работал в ведомстве, бумажки сочинял. Тебе больше ничего и не нужно.

– А другим что нужно?

– Другим нужно все время воевать. Они не хотят работать. И книжки им читать неинтересно.

Мы снова выпили и помолчали еще несколько минут. Потом я признался.

– Лечи, я никогда не любил чеченцев. Мне они не нравятся. Все детство меня обзывали мечигом и русским. Они дикие люди. И хотя я сам по крови отца чеченец, хотя это мой народ – я не люблю чеченцев.