Симпатичная, одесситка по имени Людмила, с шикарными, каштановыми волосами, со смуглостью присущей людям, южным, мне сразу приглянулась. Я не мог видеть ее полностью, так как стол был высок и застелен плотной длинной скатертью, а сидел она напротив. Она сказала, мило улыбнувшись: «Люда», и протянула ладонь в короткой, как у бильярдистов, кожаной перчатке. Разговорились. Я рассказывал, ей о Беларуси о белорусах, стараясь развеселить, закусывая вино фруктами, и когда удавалось удачно пошутить, мы всей компанией смеялись. Люда внимательно слушала, поддерживала беседу и приятно улыбалась, но будто была чем-то скована изнутри, не до конца открыта. Я не придавал особого значения этому. Многим людям свойственна замкнутость. Особенно при первом знакомстве.
А потом мы пошли танцевать. Все, кроме Люды и ее подруги. Обе совсем загрустили, когда мы вернулись, разгоряченные танцем, вспотевшие, и уставшие.
Я, приходя в себя, спросил, задыхаясь: «А вы почему не танцуете?»
В ответ, Люда молча выехала из-за стола в инвалидном кресле. Мы оторопели от неожиданности и неловкого изумления. Но вида не подали. Все люди, по большому счету, одинаковые, со своими недостатками и достоинствами. У кого-то есть ноги, но они не ходят. У кого-то есть сердце, но оно не любит, и более того, ненавидит. У многих есть головы, но они не думают, как помочь тем, кто действительно нуждается, а без устали пекутся о том, как, обогатиться самим, порой отнимая последнее.
Они поблагодарили нас за приятную компанию. Она, с едва уловимой грустью в голосе, сказала, что им с подругой пора…
— Разрешите, я вас провожу? — спросил я.
— Проводите, я не против, — согласилась она застенчиво, и, застегнув перчатки на запястьях, привела в движение свою печальную колесницу, к которой была прикована, как я догадался, давно. Теперь мне стало понятно предназначение перчаток. Они защищали руки от контакта с грубыми покрышками при езде.
И мы направились по веселящейся, грохочущей улице к ее дому, то и дело, натыкаясь на праздных гуляк, которые безразлично обходили нас стороной. Да и что они могли сказать нам? И что мы могли им ответить? Наш необычный кортеж, не спеша двигался мимо ярких, но холодных витрин магазинчиков и лавочек, пивных и ресторанов. Люда, ее подруга, которая тоже была в кресле, и я. Подруга вскоре попрощалась и свернула к санаторию им. Бурденко. А мы с Людой пошли своей дорогой.
«Господи, — думал я, — как же так, почему, один купается в золоте, а другой лишен необходимого? Почему именно такой тяжкий крест должна нести, эта милая девушка? Неисповедимы пути твои, Господи. Ведь купающиеся в золоте, зачастую, купаются во лжи и крови, не взирая ни на что. Не в состоянии уже слышать стон немощи и плач голодных детей, служат господину мира сего, без устали и зазрений совести. Но благо, власть этого господина не вечна. И однажды, эти два колеса злосчастной коляски преобразятся в белые крылья, и понесут эту скромную, трогательную девушку к тебе, Господи, в твои небесные сады, в твои лучезарные чертоги, и не будет больше печали и горестей, не будет больше слез отчаяния и боли от непонимания, циничных усмешек, предательства и равнодушия людского. Так пусть же не иссякнет терпение и надежда. Пусть не угаснет только любовь и вера… До конца…»
— Людмила, позвольте я прокачу вас с ветерком…
Я встал позади нее, взялся за две специальные ручки её кресла, и мы покатили по ночному городу, по аллеям и паркам, извилистым тропинкам, незнакомым улицам, площадям и скверам, смеясь и радуясь тому, что ночь еще вся впереди, как и жизнь, которая так прекрасна. Мы не выбирали маршрут. Даже не думали, куда нам направиться. Куда глаза глядели и сердце вело, туда и спешили. И вот мы минули песчаный холм, спускаясь ниже и ниже, чувствуя как взбалмошный ветер-гуляка взъерошил волосы. Вот колеса кресла и ноги мои увязли в песке, и, наконец, мы стоим у самого «коридора жизни» под таинственной и прекрасной бесконечностью южного звездного неба, дышим морем, слушаем его и выжидаем волну, нашу долгожданную волну. И никто из нас не знает, из каких же времён и далей спешит она к этим берегам. Сколько неба впитала она в себя. Сколько дельфинов благословило её на долгий путь к нашим ногам. И эта волна никогда не похожа на предыдущую, и она никогда не станет следующей. Каждая из них неповторима. Лишь одно незыблемо — она всегда твоя...
Так одиноко и грустно, но я не одна. Я не ждала никого, но, что за тень в углу?
Читать дальше