Фридйоун Стефаунссон: Воспоминания

– Что не может продолжаться? – тихо спросил он, догадываясь, о чем пойдет речь.

– Я считаю, ты должен порвать со Свейнбьёрг… раз уж все так сложилось.

– Угу.

– Это бессмысленно, – продолжала сестра, – ничего из этого не получится. Слишком она погрязла в своем пьянстве. Ее уже не спасти.

Он ответил после некоторого раздумья:

– Я знаю, что она алкоголичка. Это ни для кого не секрет. Но что изменится, если она исчезнет из моей жизни?

– Для нее, конечно, ничего не изменится, – ответила сестра с ноткой нетерпения в голосе. – Ее уже не спасти. Но сейчас речь идет о тебе. Больно смотреть, как ты возишься с тряпьем этой несчастной.

– Но разве это не мое дело? – спросил он.

– Твое дело? – повторила сестра, стараясь говорить спокойно. Вспыльчивость была ее слабым местом, оставалось только удивляться, как она работает учительницей в начальной школе. – Ты не в состоянии помочь ей, это очевидно. Но, может, ты все еще любишь ее? – В последних словах звучала насмешка.

Любишь! Любовь! Этим словом в нашем языке злоупотребляют больше всего, подумал он и сказал вслух:

– Я поэт, у меня вошло в привычку говорить о любви. Наверно, я не имею права произносить это слово. – Он слегка улыбнулся. – Но ведь, кроме любви, есть еще и ответственность, и чувство долга.

– Ты считаешь своим долгом жертвовать собой ради нее? – В голосе сестры по-прежнему звучала насмешка.

– А разве это так уж нелепо?

– Во всяком случае, совершенно бесполезно, как я тебе уже говорила. Ты ничего не добьешься, тебя затянет вместе с ней в эту трясину, вот и все.

– Почему же непременно затянет?

– Так всегда бывает. Во-первых, общаясь с порочной личностью, человек лишается уважения окружающих. Во-вторых, он невольно и сам духовно деградирует, заражается. Едва ли найдется такой сильный человек – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, – который не потерпел бы духовного ущерба от общения с подонками. Точно так же, как общение с порядочными, культурными людьми духовно обогащает человека. – Сестра заговорила спокойным, назидательным тоном учительницы. Словно стояла за кафедрой перед целым классом.

– Ну, если меня духовно обогатит общение с порядочными, культурными людьми, то, может, и такую испорченную, по твоему мнению, женщину, как Свейнбьёрг, духовно обогатит общение с порядочным человеком, то есть со мной?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что сказал.

– Рассуждать так – чистое безумие. Ведь ты ни в чем не виноват, и теперь, когда умерла Диса, ваш единственный ребенок…

– А кто виноват? Ты можешь взять на себя смелость и сказать, кто виноват?

– Этого я не знаю, – ответила сестра. – Но в вашем случае, о котором мы говорим, виноват не ты, это точно. Ведь вы с ней даже не женаты. И главное, повторяю, все это совершенно бесполезно, все, кроме тебя, это понимают.

Что он мог поделать? Присутствие сестры вдруг стало ему неприятно, и он не сдержался.

– Если я больше ничем не могу вам помочь, – сказал он, – то простите, у меня нет времени. Мне надо сходить в магазин, пока его не закрыли.

Несколько мгновений царило полное молчание. Потом гостьи поднялись. Сестра, побледнев, сказала:

– Ну, если ты так относишься к добрым советам… то действительно лучше не докучать тебе. Нам тоже пора. До свидания.

Ему показалось, что Петрина, выходя, бросила на него грустный взгляд.

Когда-то говорили, что они с ней любят друг друга, и юна действительно до сих пор так ни с кем и не обручилась. Может, у сестры были свои намерения, если она взяла Петрину с собой? И, несмотря ни на что, он улыбнулся…

Господи!

Неужели он читал эти воспоминания вслух? Нет, не может быть. Это наверняка привлекло бы к нему внимание. А на него никто не смотрел. Да он и не мог читать вслух, ведь у него что-то случилось с голосовыми связками. Но тем не менее ему казалось, что он читал это вслух или видел на сцене. И притом его как будто не узнавали. А разве не об атом он мечтал в давние времена, когда был ребенком и мечты его оправдывались возрастом?

Конечно, об этом. Но только теперь это уже перестало быть его страстным желанием. Его удивляло, что многие его воспоминания казались до смешного пустыми, почти все, кроме воспоминаний о маленькой Дисе… как он ухаживал за ней… рассказывал сказки, читал, пел песенки… баюкал по вечерам и одевал утром… тогда у него было чему радоваться…

Да… несмотря на все, что он пытался сделать для ее матери… как ни грустно, в конце концов ему пришлось устроить ее в лечебницу, где она, может быть, поправится… да, может быть…