Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

Господин Мохташам не отвечает.

Голи Джан, взволнованная приходом нежданного гостя, приносит тарелки и столовое серебро, настаивая, чтобы он сразу принимался за еду. Тот в знак благодарности постоянно кивает.

— Господин Мохташам принял обет молчания, — говорит господин Касрави моему отцу. — Его преосвященство хорошо известен как ясновидящий. Он провидит будущее так же, как вы и я помним прошлое, я вас не разыгрываю. Все его предсказания со временем сбываются, абсолютно все.

Мой отец вежливо благодарит Бога за дарованную честь провести вечер в обществе господина Мохташама, а я недоумеваю, почему человек принимает обет молчания, если Бог осчастливил его такой чудесной способностью.

Господин Касрави говорит господину Мохташаму, что я особенный человек, по-настоящему особенный, и в свои семнадцать лет обладаю зрелостью и мудростью образованного тридцатилетнего мужчины. Поглощая еду, господин Мохташам пристально смотрит на меня. Потом достает из кармана маленький блокнот и пишет в нем: «Он обладает Этим».

Я с замирающим сердцем вспоминаю Доктора. Ахмед осторожно толкает меня локтем в бок.

— Так и есть, — вполголоса произносит он.

— Что вы можете сказать о нашем будущем, ваше преосвященство? — спрашивает господин Касрави, выпивая рюмку за здоровье гостя.

Господин Мохташам оглядывает комнату, на несколько мгновений задерживает взгляд на Мустафе. Все затихают в нетерпении. Я не могу поверить, что святейший человек в Иране, опьянев от водки, собирается предсказывать будущее людей в этой комнате. Он пишет на листке бумаги, что Мустафа пойдет по стопам своего отца и станет успешным бизнесменом.

Голи Джан вне себя от радости.

— Иншаллах, да будет на то воля Господня! — шепчет она.

— Мои поздравления, — говорит Ахмед.

Мустафа улыбается ему в ответ, но по-прежнему молчит. Ахмед поворачивается ко мне и шепчет:

— Будем сегодня спать по очереди. Я не доверяю этому парню.

Я прикрываю рот ладонью, чтобы спрятать ухмылку.

Господин Мохташам смотрит на меня. Он пишет, что я поеду учиться в Соединенные Штаты.

Отец спрашивает:

— Что он будет изучать?

Провидец складывает ладони в трубочку и смотрит через них. У меня подпрыгивает сердце. Он пытается сказать, что я буду изучать что-то имеющее отношение к камерам. В конце концов я стану режиссером.

— Ты сионист, — шепчет Ахмед.

Чтобы не впасть в эйфорию, я напоминаю себе, что все это, возможно, не более чем розыгрыш. Алкоголь не относится к средствам, улучшающим ясность ума и проницательность. Господин Мохташам выпивает следующую рюмку и смотрит на Ахмеда. Он пишет, что Ахмед женится в очень молодом возрасте и у него будет три красивых дочери.

— А сыновей не будет? — возмущается Ахмед. — Тогда я не женюсь.

Все смеются.

Господин Мохташам говорит Голи Джан, что она счастливо проживет до ста лет рядом с детьми и мужем.

— Да будет на то воля Божья, — с благоговением шепчет она.

Нам говорят, что мой отец в поисках истинного смысла жизни и единения с всемогущим Богом доживет до преклонных лет. Когда-нибудь его будут считать одним из величайших поэтов в новейшей иранской истории. Интересно, откуда он знает, что отец пишет стихи?

Господин Касрави, отойдя от дел, поселится в отдаленном месте в окружении членов семьи.

— Всех нас ожидает блестящее будущее, вполне блестящее, слава богу, — произносит господин Касрави.

В комнату входит четырехлетняя дочь господина и госпожи Касрави, Шабнам. Она подбегает к матери и жалуется, что не может уснуть. Господин Мохташам смотрит на Шабнам долгим проницательным взглядом.

— Что такое, ваше преосвященство? — заметив пристальный взгляд господина Мохташама, с мольбой спрашивает господин Касрави. — Что вы видите? Пожалуйста, скажите нам. Моя дочь в опасности? Прошу вас, скажите — она в опасности?

Тот качает головой.

— Слава богу. Тогда в чем же дело? Вы должны нам сказать. Я настаиваю.

Выпив следующую рюмку водки, господин Мохташам смотрит на меня. Я чувствую, что начинаю сходить с ума.

— Что такое? Что? Пожалуйста, скажите. Умоляю вас, — просит Голи Джан.

Указывая на меня, он пишет: «Сейчас ему это не понравится, потому что она еще маленькая, но понравится через двадцать лет, когда он вернется в Иран из США».

— Что? Что ему понравится, ваше преосвященство? Скажите нам, пожалуйста, скажите нам! — молит господин Касрави.

Теперь уже всем, включая меня, любопытно узнать, что именно я собираюсь сделать с бедным ребенком через двадцать лет.