Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

Как обычно, все его игнорируют.

И вдруг перед нами торжественно воздвигается Ахмед. Он одет как профессор — в бабушкиных очках и черной сутане покойного деда. За спиной у него длинная линейка. Все смеются. Он трясет линейкой перед нашими лицами и велит нам замолчать. Он становится все более оживленным, а мы смеемся все громче. Ахмед начинает урок с того, что объявляет тему: мастурбация. Он говорит, что у него докторская степень по мастурбации из Парижского университета и что он опубликовал на эту тему множество статей и книг. Смех усиливается каждый раз, как он произносит слово «мастурбация».

Он молча обводит комнату взглядом из-под круглых очков, сложив руки на груди, после чего требует признаться, кто мастурбировал прошлой ночью. Ни один не поднимает руку. Он подходит ко мне, бьет меня линейкой за вранье и приказывает показать ладонь правой руки. Я повинуюсь, он хватает мою руку и показывает ее всем в комнате.

— Посмотрите, какая мягкая у него ладонь. Знаете почему? Оливковое масло, поэтому у него мягкая кожа. Разве неправда? — спрашивает он, глядя на меня поверх очков.

Я со смехом говорю «да», и он снова хлопает меня линейкой. Ахмед озирается по сторонам, а все пытаются угадать, кто будет следующей жертвой. Он выбирает Ираджа.

— Покажи мне руку! — вопит «профессор».

Ирадж, согнувшись пополам от смеха, показывает тыльную сторону руки. Ахмед бьет его линейкой по голове.

— Ладонь, идиот.

Ирадж показывает ладонь.

— Мыло?

Он ощупывает руку Ираджа.

— Слишком сухо для мыла. Этот идиот пользуется стиральным порошком.

Он снова бьет Ираджа.

— Можете себе представить, какая сухая у него кожа на пенисе? Сними штаны, мы хотим посмотреть.

Ирадж держится за ремень брюк и мотает головой.

— Хотите посмотреть? — спрашивает Ахмед у класса.

— Да! Да! Да! — кричат все.

Немного выждав, Ахмед добавляет:

— Вы спрашиваете, что плохого в высушенном пенисе? Что происходит с листьями, когда они высыхают?

Он наклоняется и впивается взглядом в Ираджа.

— Они опадают, сэр, — отвечает Ирадж.

Ахмед принимается колотить Ираджа линейкой, бормоча:

— Вот… что… случится… с твоим… маленьким… пенисом… если… будешь… продолжать… мастурбировать… со стиральным… порошком… понятно?

Ирадж согласно трясет головой. От смеха он не в силах вымолвить ни слова.

— Я тебя не слышу! — верещит Ахмед.

— Да, сэр! — наконец выдыхает Ирадж.

Ахмед — умелый актер. Шагая прочь, он сохраняет невозмутимость, давая возможность ребятам вдоволь нахохотаться. Когда все успокаиваются, Ирадж спрашивает:

— А моющее средство для посуды лучше, сэр?

Размахивая линейкой, Ахмед подлетает к нему. Я так сильно смеюсь, что ничего не вижу сквозь слезы. Ахмед снова и снова колотит Ираджа. Наконец он отходит от Ираджа и встает посреди комнаты.

Затем он делится с нами своей «современной» техникой мастурбации. Он вынимает из кармана банан, очищает его и осторожно разрезает кожуру на кусочки. Потом берет один кусочек, зажимает его между большим и указательным пальцами и делает вид, что мастурбирует. Он сообщает присутствующим, что бананы — питательный продукт, незаменимый для предупреждения слепоты, которая может наступить от мастурбации. Я хохочу так отчаянно, что боюсь, как бы меня не вырвало.

Когда все уходят и мы с Ахмедом остаемся одни, я говорю, что он был великолепен и что парни из нашего переулка оценили попытку поднять им настроение. Мы смеемся при мысли о том, что матери будут удивляться, почему их сыновья в этот вечер очень просят бананов.

— Когда Доктора выпустят, — говорю я, — я расскажу ему, что ты придумал и как сильно это помогло всех взбодрить.

— Да, расскажи, — с улыбкой откликается он.

Некоторое время я разглядываю его. Мне хочется спросить, почему он считает, что это урок по анархизму, но теперь я, кажется, знаю, поэтому молчу.

В Иране школьные занятия начинаются в первый день осени. Этот день всегда особенный. Улицы запружены мальчиками и девочками всех возрастов. Все кажутся целеустремленными. Дети выглядят более сосредоточенными и внимательными, даже более опрятными, чем обычно, поскольку матери очень тщательно готовили их к этому.

Ирадж, Ахмед и я вместе идем в школу. Ирадж громко сморкается в белый носовой платок и говорит, что за судьбу всех революционеров, арестованных, замученных и убитых правительством Ирана, должны нести ответственность американцы. Он останавливается и, подняв брови, заглядывает в свой платок, словно удивляясь тому, что вышло у него из носа.