Махбод Сераджи - Крыши Тегерана

В нескольких метрах поодаль вода из крана капает в жестяное ведро. Я беру ведро, отношу его к могиле Доктора и поливаю плиту. Земля вокруг быстро впитывает воду. Я протираю камень платком, сажусь рядом и вспоминаю Доктора в жизни.

Вспоминаю его широкую улыбку, круглые толстые очки, страсть к книгам и его искреннее расположение к бабушке Ахмеда. Интересно, знает ли он, что она умерла и похоронена всего в нескольких метрах от него? Мне хочется рассказать ему о том, что произошло между мной и Зари, но тут до меня доходит: он уже и так знает все на свете и простил нас обоих — меня за то, что влюбился в нее, а ее за то, что приняла мою любовь.

— Она, наверное, действительно тебя любила, — шепчу я. — Она отдала свою жизнь, чтобы быть с тобой. Я бы тоже отдал свою жизнь, чтобы быть с ней, но вы двое теперь вместе, как должны были быть вместе в этом мире.

Глядя на могилу Доктора, я вспоминаю вечера, когда Зари выходила во двор, занималась какими-то необязательными домашними делами, а я наблюдал за ней с крыши. Она поднимала на меня взгляд, но не говорила ни слова и даже не улыбалась. Чувство, возникшее между нами, было запретной любовью — с ее тайной, прелестью и упоением. По лицу катятся слезы, но я улыбаюсь. Я больше не стыжусь любви к Зари, потому что ничего зазорного нет в том, чтобы любить того, кто достоин любви.

Я прикасаюсь к тому месту на надгробной плите, где откололся маленький кусочек.

— Когда я устроюсь на работу и скоплю денег, то заменю эту плиту, — шепчу я. — Надпись будет такая: «Доктор». Пройдет немного времени, и люди начнут интересоваться, почему «Доктор», а не имя. «Кто он был такой? — спросят они. — Что с ним случилось? Сколько ему было лет, когда его расстреляли? Как он выглядел? Его пытали перед расстрелом? Что произошло с теми, кто его любил?» И я расскажу твою историю каждому встречному. Скоро все узнают, что у твоего отца случился сердечный приступ, а мать сошла с ума от горя. «Бедная женщина», — скажут люди. Они станут говорить о Зари, о ее смелости, неповиновении и самопожертвовании. «Наверное, эта бедная девочка очень его любила! Это так несправедливо. Как мы могли допустить, чтобы такое произошло?» Потом люди расскажут это своим детям, друзьям и соседям. Эти сведения распространятся повсюду, и все узнают правду, которую пыталась скрыть САВАК, мешая нам оплакивать нашу потерю, уничтожая документы, доказывающие твое существование, конфискуя и сжигая твои книги.

Я смотрю на могилу и улыбаюсь.

— Спасибо, что рассказал мне про Это, Доктор, — шепчу я. — Кажется, я знаю, в чем тут дело.

Я представляю себе, как он улыбается и кивает.

— Дело тут в чести, дружбе, любви, самоотдаче, когда живо на все откликаешься, а не стоишь в стороне, потому что так проще, — все это вместе, правда? Мне повезло, что меня окружают люди, у которых есть Это. Ты, Зари, Ахмед, Ирадж, мои родители, Фахимех. В этом смысле жизнь у меня замечательная.

Сдерживая слезы, я дотрагиваюсь до полустертой буквы «Р» в его имени.

— Меня утешает вера в то, что вы с Зари не умерли. Потому что люди, у которых есть Это, никогда не умирают, их существование не прерывается. Они продолжают жить в наших сердцах и умах, и это главное.

Слезы текут, и я не в силах их остановить.

— Помнишь, как ты меня спросил, что для человека самое ценное? Я ответил: «Жизнь». Ты улыбнулся и сказал: «Время». Ты помнишь это, Доктор?

Налетает легкий порыв ветра, и на могилу Доктора падает единственный листок. Я поднимаю его и кладу с краю.

— Я много размышлял о той нашей дискуссии, — говорю я. — И со всем моим к тебе уважением хочу сказать, что мы оба ошибались. Самое ценное для человека — Это.

Я чувствую за спиной чье-то присутствие, оборачиваюсь и вижу Ахмеда, Фахимех и Ираджа. Не говоря ни слова, они садятся рядом со мной. Фахимех обнимает меня за плечи. Минуту спустя подходят мои родители с красными розами в руках. Отец подмигивает мне и садится у могилы, положив розы на чистую плиту, а потом произносит прощальную молитву. Мама делает то же самое. Один за другим к нам присоединяются соседи — море людей, все из нашего переулка, и у каждого в руке красная роза. Не думаю, чтобы кто-то беспокоился о том, что за нами может наблюдать САВАК.

Я просыпаюсь на следующий день после похорон бабушки Ахмеда. За окном чудесное апрельское утро. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивается солнечный свет и согревает мое лицо. С улицы доносится щебетание птиц, радующихся славному весеннему деньку. Ночью я впервые за много-много дней спал, как младенец.