Эндрю Круми - Принцип Д`Аламбера

Дидро помолчал и сел.

— А кто в таком случае вы? — спросил я.

Он выпил еще один стакан вина и посмотрел на меня затуманенным взором.

— Мсье, я… я — Дидро! Ха-ха!

Сознаюсь, что в тот момент его слова показались мне пустыми и даже жалкими. Он был на четыре года старше меня (следовательно, тогда ему было уже за тридцать) и понимал, что если хочет оставить в мире след, то должен поторопиться. Он действительно разрабатывал некоторые философские идеи и намеревался отразить их в будущей книге. Надо, правда, сказать, что в те дни все кому не лень занимались «философией» того или иного рода. Дидро, начисто лишенный упорядоченного и строгого мышления, был идеальным поверхностным отражением своей сути. В этом отношении он действительно был истинным философом . Но в одном Дидро оказался совершенно прав — нам троим предстояло стать вселенскими знаменитостями.

— Я не собираюсь посвятить остаток жизни переводу чужих писаний, — заявил он. — Я намерен писать сам, и писать хорошо.

— Восхитительное намерение, — сказал я ему. — Но что за периодическое издание вы собираетесь основать? В конце концов, именно из-за него я сюда пришел.

— О, об этом мы сможем поговорить в следующий раз, а сейчас давайте выпьем за дружбу и философию.

К концу обеда Дидро выпил две с половиной бутылки вина, в то время как мы вдвоем с Руссо едва одолели одну. Однако Дидро был не очень сильно пьян. Я понял, что его веселость и приподнятое настроение вызваны не столько вином, сколько приятным ощущением пищи в желудке и наслаждением от беседы. Он настаивал на том, чтобы мы пошли к нему домой поиграть в шахматы. Однако по дороге Руссо извинился и пожелал нам доброй ночи.

— Но вы же не откажетесь пойти ко мне, господин Д'Аламбер?

В его глазах была поистине детская мольба. Дидро с надеждой ухватил меня за руку, и я не смог отказать ему.

Мы шли по холодной темной улице. Дидро остановился и повернулся ко мне:

— Я так и не спросил вас, как вы рассматриваете мир, господин Д'Аламбер.

Вопрос был задан очень серьезно, и я дал на него серьезный ответ:

— Я рассматриваю мир как систему, подчиняющуюся определенным законам, которые должны быть открыты с помощью тщательного анализа.

— Как чудесна математика! — едва слышно пробормотал Дидро.

Мы шли уже довольно долго, и я начал терять терпение.

— Еще далеко? — спросил я своего спутника, и он ответил утвердительно. Дидро, потратившись на роскошный обед, был уже не в состоянии оплатить извозчика. Я предложил заплатить, и мы нашли возницу, который согласился везти нас.

Дидро жил на четвертом этаже уродливого дома, расположенного в бедном и небезопасном квартале. Поднявшись в квартиру, мы оказались в слабо освещенной комнате, в которой витал невыносимый запах подгоревшей пищи. В углу сидела пожилая женщина — как оказалось, теща Дидро. Она молча штопала какие-то кружева. Потом из второй комнаты вышла жена и, посмотрев на меня, обратилась к мужу:

— Этот господин — один из твоих друзей из «Регентства»?

— Нет, женушка, это величайший после Ньютона математик!

Холодную комнату с трудом согревал очаг в углу. Из мебели в глаза прежде всего бросались огромный шкаф, сверху донизу набитый книгами, и грубый стол, за которым работал Дидро. Только это отличало квартиру от места обитания простого рабочего, во всем остальном сходство было поразительно полным. На столе стояла тарелка с недоеденной пищей, у очага сушилось постиранное белье. Сцена почти убогая. Но почему я так завидую мсье Дидро и его бедному дому? Может быть, из-за того, что увидел простое человеческое жилье, которого у меня самого никогда не будет?

Мадам Дидро спросила мужа, где остальные деньги, и он неловко посмотрел на меня.

— Ты же не потратил их все? Дени, как ты мог?

— Но, Нанетта, посмотри, какой подарок я тебе принес.

Он достал из кармана и протянул жене смятую голубую ленту. Мне показалось, что это ее утешило.

— А теперь мы будем играть в шахматы, — сказал жене Дидро. — Так что не ждите нас и ложитесь спать.

Он достал доску и фигуры, а женщины, не говоря ни слова, вышли в соседнюю комнату. Дидро заговорил, расставляя фигуры и не отрывая взгляда от доски.

— Я полагаю, вы не женаты? — спросил он. Я ответил, что нет. — И не женитесь. Поверьте мне, так будет лучше. Не поймите меня превратно, я люблю Нанетту и из-за нее даже попал в тюрьму, да-да! Вы мне не верите? Но это истинная правда. Мой родной отец составил на меня заемное письмо, лишь бы не дать мне жениться. Меня заперли в монастырь. — Он рассмеялся. — Я выпрыгнул из окна и бежал в Париж. Отец до сих пор не знает, что мы с Нанеттой муж и жена.