Юрий Поляков - Конец фильма, или Гипсовый трубач

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами и оставив им на память жостовский поднос с хохломскими рюмками, Проценко отбыл в Советский Союз. Однажды он получил от сэра Оливье открытку к Рождеству и в ответ поздравил своего английского друга с Новым годом. В 1989-м великий Лоуренс скончался, и наследники с немалым удивлением обнаружили, что покойный завещал Проценко 15 тысяч фунтов «для наслаждения суссекским пудингом». Убитые горем наследники сочли этот пункт завещания экстравагантной шуткой покойного и оставили без последствий. Но много лет спустя Джоан нашла на чердаке запылившийся жостовский поднос, вспомнила званый обед и странного русского актера, сожравшего вопреки всем правилам этикета три порции. Пришлось возвращать из архива завещание, призывать законников, которые еще долго толковали и трактовали необычную волю барона Брайтонского, но фригидная британская юстиция после долгих колебаний признала право Проценко получить свою долю с учетом процентов, наросших с момента, когда открылось наследство. В «Ипокренино» прибыл адвокат семьи Оливье и на глазах потрясенных насельников вручил торжествующему Георгию Кирилловичу золотую карточку «Оксфорд-банка». Сразу два ветерана — Чернов-Квадратов и богатырь Иголкин, не вынеся такой онтологической несправедливости, скончались один за другим. Сплошная рассказала все это весело, почти как анекдот, но история произвела тяжкое впечатление. Даже Коля вздохнул и сник над рулем. Затянувшееся молчание прервала Валюшкина.

— Что. Такое. Геронтотерапия? — спросила она, с плохо скрываемой неприязнью к Валентине Никифоровне.

— Это. Очень. Просто! — передразнила бывшую старосту бывшая бухгалтерша. — Ты молодой, богатый, красивый, а жить не хочется. Тебя приводят к старикам, которым завтра помирать, а они живут и радуются каждому дню, каждой котлетке… Понимаете?

— Да, любопытно, — согласился Кокотов. — И кто же это придумал?

— Американцы. Кто ж еще? Стариков хотели рассовать по интернатам. А я прочитала в интернете про геронтотерапию и рассказала Эдику… Знаете, он глубоко верующий человек!

— Церковь строит? — ехидно добавил Андрей Львович.

— Да, Лапузина уговорила, — недовольно ответила бывшая бухгалтерша.

— Наталья Павловна? — переспросил бывший вожатый дрогнувшим голосом.

— Прикатила с целой делегацией: с мужем, подружкой, и батюшку с собой привезли, отца Якова. Он потом еще с Жуковым-Хаитом разбирался.

— С мужем?! — почти вскрикнул автор дилогии «Отдаться и умереть».

— Да, с мужем. Солидный такой, профессор. Федор-как-его-там. Но цену за храм заломил, я вам скажу…

— А подружка — Алсу? — перебил Кокотов и почувствовал, как насторожилось рядом Нинкино тело.

— Кажется. Косоглазенькая такая…

— А за цветочками-то мы заедем? — жалобно спросила вдова.

— Не волнуйтесь, Маргарита Ефимовна, у кладбища целый рынок! — успокоил Коля.

— Димочка любил желтые розы! Я ко дню рожденья ему всегда дарила!

— Там всякие есть.

И Кокотов зажмурился от стыда.

В памяти каждого человека есть тупик Позора, куда он изо всех сил старается не заглядывать, предпочитая прогуливать сытые мысли, скажем, по бульвару Добродетели или проспекту Взятых Вершин или по улице Исполненных Желаний, забредая в переулок Милых Недоразумений или проезд Обманутых Надежд… Но только не в тупик Позора! Нет, никогда! Ведь там, в мрачных лачугах ютятся тени подло обманутых друзей и гнусно брошенных женщин, чадят, как тусклые керосиновые лампы, преданные идеалы юности и смердит проеденное свободолюбие. Там птицы поют, как плачут, там деревья шелестят, словно ропщут, там идут дожди соленых слез, дуют ветры стенаний и гремят грома проклятий. Но почему, почему неведомая, неодолимая сила тянет, тащит сердце туда, в этот страшный тупик? Почему?..

…Жарынин с требовательной нежностью оглядел с ног до головы Кокотова — так, наверное, Королев оглядывал Гагарина перед запуском в космос. Игровод заботливо поправил соавтору воротничок рубашки, одернул пуловер, отстранился и полюбовался. Сам режиссер был одет так же, как в первый день знакомства, когда все началось: в замшевую куртку, свежую дорогую сорочку цвета манго, а свой берет с петушиным пером лихо заломил на ухо.

— Вы готовы? — спросил он.

— Готов! — по-военному ответил писодей.

— Отлично! Еще раз покажите — как я учил! Кокотов выхватил из трости клинок и пронзил воздух.