Дмитрий Вересов - Летописец

Худрук постучал карандашом по графину, ритуально откашлялся и сказал, глядя на Делеора:

— Слава богу, прибыл последний из героев дня. Так, товарищи. Разрешите вам представить Харитона Зурабовича Варданидзе, молодого, талантливого композитора, написавшего оперу. Да, товарищи, оперу, которую мы будем ставить. Все уже утверждено и подписано. Вам слово, Харитон Зурабович.

Марик Усов, чьим надеждам не суждено было осуществиться, не сдержался и излишне громко прошипел сквозь зубы. И сидевшая неподалеку от него Розина Шеина не могла не высказаться:

— Ария Змеи из балета «Медный всадник». Ты, Марик, выступи с рационализаторским предложением. Может, тебя в балет возьмут, может, они уже давно о вокальном сопровождении мечтают, да сказать стесняются.

Собрание зафыркало и захихикало, а худрук грозно прорычал:

— Розина, не можешь молчать, выйди вон. Или сиди не открывая рта. А вам, товарищ Усов, что не понравилось?

— Все в порядке, — буркнул Марик, — это зубы. Болят.

— Ядовитые, — не открывая рта, по-чревовещательски прогудела Розина.

— Розина! Я в последний раз. Извините, Харитон Зурабович. Прошу вас, начинайте и не обращайте внимания на шутовские выходки некоторых… гмм. Начинайте, — пригласил худрук.

— О, артисты веселятся, — без ожидаемого акцента мягко произнес Харитон Зурабович, невысокий и щупленький, с бровями Мефистофеля, носом торговца и ртом сластолюбивого сатира. — Это так понятно и привычно. Но я надеюсь. Я надеюсь и мечтаю о том, что мы подружимся. Я думаю, что в моей опере на всех хватит ролей, никто не будет обижен. Так вот, опера называется «Американская трагедия», и написал я ее по роману Теодора Драйзера. Вот, собственно, и все. Благодарю за внимание.

— Вот, собственно, и все, — повторил худрук, — коротко и ясно. Осталось добавить лишь несколько слов.

И он разразился получасовой речью о своевременности постановки, идеологической выдержанности будущего спектакля, о новизне в выборе темы и о новаторском подходе, который требуется от постановщиков, в рамках метода социалистического реализма, разумеется.

— Я полагаю, товарищи, что большинство из вас читали роман. Либретто написано с соблюдением духа и буквы произведения, поэтому особых комментариев не требует, — закончил свою речь худрук и, увидев робко поднятый мизинчик Розины Шеиной, осведомился: — Розина, у тебя есть комментарии? Может, лучше не надо?

— Я лишь как представительница хора и член профсоюза хочу спросить: а есть ли в опере хор?

— Розина, ты прекрасно знаешь, что хор в том или ином виде есть во всякой опере, ну, почти во всякой. Ты боишься, что останешься без работы?

— Э-э. Меня скорее интересует именно «вид» — «тот или иной». Где мы там поем?

— Харитон Зурабович, — обратился худрук к композитору, — где они там поют хором?

— Поют хором, когда Роберта тонет, например. Есть еще хор гостиничных мальчиков и хор работниц на фабрике, — сообщил композитор и несколько смущенно добавил: — И еще хор девушек в веселом доме, где Клайд Грифитс лишается невинности.

— Я очарована, — закатила глаза Розина. — Если я в следующей жизни все же надумаю лишиться невинности, я непременно приглашу по этому случаю хор.

— Мужской или женский? — подал голос с подоконника Делеор.

— Смешанный, — благосклонно ответила Розина, — чтобы никому не было обидно.

— Ну, все уже, хватит уже! — кипятился худрук. — Спасу от тебя, Розина, нет. Клоунесса записная. Все уже! Роли. Все слушают.

Установилась тишина, но никаких неожиданностей в распределении ролей не оказалось. Делеору дали роль Клайда, а роль Роберты — Изольде Алдошкиной, чрезвычайно упитанной приме, обладательнице пронзительного колоратурного сопрано.

— М-да. — прокомментировала Розина Шеина, оглядывая Изольдовы стати и переводя взгляд на Делеора. — Еще вопрос, кто кого утопит.

Делеор, основательно подзабывший читанный когда-то роман Драйзера, сидел в своей театральной конурке и освежал в памяти его содержание, перелистывая либретто. В центре была любовная история Роберты — юной и очаровательной фабричной работницы — и столь же юного карьериста Клайда Грифитса. Клайд соблазнил Роберту, поклялся ей в любви и верности, а когда узнал, что она беременна и что ему следовало бы жениться, раз уж он обещал не бросать ее, он пригласил Роберту покататься на лодочке и утопил (якобы лодка случайно опрокинулась). Ну никак он не мог жениться на Роберте, ведь жена с ребенком помешала бы осуществлению его карьерных планов.