Дмитрий Вересов - Летописец

Иногда у нее возникало чувство, что она летит по жизни, поднимается и падает на длинной, пологой и медлительной волне. Находясь в точке апогея своей волны, она успевает осмотреться, оценить окружающее и сделать верные выводы, принять решение и осуществить задуманное, а в перигее — расслабляется, словно в гамаке, и отдыхает, так как знает, что активность в данной жизненной фазе ни к чему стоящему не приведет. Что касается Делеора, то он, по ее мнению, качался на мелкой, но крутой ряби, суетливой, утомительной и вызывающей морскую болезнь, а резонировать у него получалось только нёбом да диафрагмой, а не душой. Но что с того? Делеор все еще был нужен ей — для плотского супружества. Разность фаз их волн оставалась постоянной во времени, что, как известно, является условием интерференции. А интерференция — явление довольно стабильное. Что до супружества духовного, то Аврора в данный момент была одинока.

У Авроры не зря возникали столь странные для женщины ассоциации, связанные с человеческими отношениями. Дело в том, что не только ее папа, но и она сама была физиком и, окончив физический факультет Ленинградского университета, работала в Физико-техническом институте Иоффе, где изучала акустические свойства различных материалов. В этом институте заведующим одной из лабораторий в тридцать втором году начинал свою деятельность и ее отец, тогда молодой доктор наук Михельсон.

Ученым Аврора стала посредственным, но она и не стремилась делать карьеру, ограничиваясь ролью добросовестного исполнителя и надежного помощника. Ей хотелось замуж, и она вышла за Делеора, поклонницей которого являлась. Их встреча произошла два года назад в театре на праздновании Нового года, тысяча девятьсот пятьдесят шестого. Праздник проходил в фойе театра, и приглашения получили известные в городе люди, в том числе и академик Михельсон с семьей. Авроре к тому времени уже исполнилось двадцать три. А порогом, за которым, как она определила для себя еще в школьные годы, заканчивалась молодость, был год окончания высшего учебного заведения. За два года, прошедшие после окончания университета, мнение Авроры о возрастном, так сказать, водоразделе несколько изменилось, и она готова была уже признавать себя молодой и до двадцати восьми лет. Ведь именно в двадцать восемь лет заканчивается комсомольский возраст, то есть как бы официальная молодость.

Однако, повстречав на праздновании Нового года Делеора, Аврора оказалась не в силах устоять перед его ветреным шармом. Одно было неприятно. К нему, стоило ему только выйти в фойе, слетались мотыльками совсем молоденькие консерваторки, приглашенные, чтобы время от времени хоровым пением услаждать слух благородной публики. Аврора, глядя на полудетские личики, но вполне оформившиеся фигурки консерваторских мотыльков, вспомнила, что ей уже не восемнадцать, и расстроилась, подумав, что была когда-то права, определяя для себя возрастные границы. А потом, посмотрев на себя в зеркало, она пришла к выводу, что именно сегодня выглядит очень даже неплохо, и решила совершить не свойственный ей поступок, сделав первый шаг к знакомству с мужчиной, который в буквальном смысле слова сводил ее с ума.

Аврора выбрала момент и подошла к красавчику, держа в руке бокал с шампанским. Она выразила свое восхищение его талантом и подняла за него бокал. Делеор, падкий на лесть и бывший, как определял это состояние Беранже, «не то чтоб очень пьян, но весел бесконечно», любезно ответил на тост и сочинил настолько игривый комплимент в стиле эротического рокайля, что после него обязан был если не жениться, то, по крайней мере, ухаживать за Авророй всю новогоднюю ночь, а потом пригласить ее к себе продолжить веселье. И Аврора готова была следовать за выказавшим ей свое расположение Делеором к нему на квартиру прямо после праздника, чтобы утвердиться наконец в роли взрослой женщины, сбросить бледные покровы куколки и обернуться бабочкой. Но ее не пустила мать, у которой были свои понятия о приличиях.

Тем не менее молодого, но уже известного тенора, возможно под влиянием выпитого шампанского, Михельсоны пригласили захаживать по четвергам. Он и захаживал, не без изящества целовал дамам ручки и подносил букеты. Как подозревала мама Авроры, Данута Альбертовна, букеты эти не покупались, а подбирались на сцене после выступления, уж слишком много их было. Захаживал он довольно долго, где-то полгода, иногда сопровождал дам в кино, изредка прогуливался наедине с Авророй, поддерживал за локоток и говорил ей интимным шепотом комплименты, провоцируя ее ночные грезы. А потом, после долгих раздумий и, вероятно, расчетов сделал наконец предложение, которое было сразу же принято без всякого жеманства и кокетства.