Александр Потёмкин - Кабала

— Спасибо за наставления. Но я пойду своей дорогой, быть может, тернистой. Жизнь надо исправлять каждому. Я сама не знаю, но во мне что-то совершенно новое проснулось. Хочется что-нибудь конкретное и полезное сделать для себя, потому что я вдруг поняла: если моя жизнь изменится к лучшему, то и другому она принесет добрые плоды. Значит, вся Россия поменяется, и все ее граждане начнут свою страну по-настоящему любить и уважать. Я ценю ваши советы, но у меня другая точка зрения. Я не жду, что российскую жизнь изменят из-за рубежа. Хочу, чтобы я сама, вы и все мы были способны ее улучшить. Поэтому я вступлю в схватку с этим мерзавцем. Не хочу, не позволяю себе думать, что проиграю. Но если даже так окажется, то не стану опускать руки, а снова и снова буду вступать с ними в борьбу. Вопрос должен стоять так: мы или они!

— Прости, пожалуйста, кто ты по национальности?

— Русская. Местная.

— Не верю. Твой характер не типичен для русского человека. В твоей родне кто-то из баб согрешил.

— Не знаю. Но для меня русский — тот, кто любит Россию и живет в ней. Поэтому вопрос о национальности несколько устарел. Скажите сейчас, уже без инспектора ГИБДД, вы действительно убеждены, что я пьяна?

— Я и тогда понял, что это был гаишный наезд. А что мне делать? Лишиться куска хлеба? Прекрасно понимаю, что ты или кто другой, попавший в аналогичную ситуацию, будет считать меня низким человеком. Но если я не принесу домой продукты, то мои домашние будут называть меня таким же никчемным. Словом, жизнь обступила со всех сторон. Когда там и сям одинаково плохо, действуешь по наитию, несешь ответственность за семью. А в какую же сторону мне развернуться? К постороннему или к семье? К чужому спокойствию или к своему несчастью? Выглядеть сознательным гражданином для случайного встречного или заботливым мужем и отцом для своего семейства? Однозначного ответа нет! Демагогам легче, они могут наплести что угодно. А суть-то останется прежней! После отставки, познакомившись с реалиями гражданской жизни, я решил держаться исключительно за свое, кровное. С горечью сознаю, что не совсем прав, есть какая-то пока неведомая правда, но другого выбора в нашей стране пока не найти. Ведь семью хочется иметь, радоваться, что дети сыты и довольны. Ложиться в постель к счастливой, ласковой жене, а не к раздраженной ненавистной тетке. Прости, дочка, за лжесвидетельство… Если ты меня не поймешь, не простишь, то не русский ты человек, а пришелец из-за бугра. В таком разе мне и прощения просить не надо, ни к чему оно. Иностранцы на нашу колобокую жизнь другими глазами смотрят.

— У вас своя правда, а я хочу найти свою. Я вас не прощаю, но понимаю ваш выбор. Давайте не будем друг друга перевоспитывать. К советам останемся глухи. Я хочу строить свою жизнь согласно собственным воззрениям, формирующимся в моем сознании… — В ее голосе проступало удивление. Она сама никак не ожидала, что способна на такого рода дискуссии, что владеет таким словарным запасом и способностью с твердостью отстаивать свою позицию. — Не представляю интеллектуала, наставляющего своего ближнего, а тем более постороннего. Представьте себе Гоголя, о котором вы недавно вспоминали, пристающего с нравоучениями к своему племяннику, кучеру или даме полусвета. Чушь невозможная. Может, во мне проснулась максималистка? Но этого типа в погонах я так просто не оставлю. На него необходимо оказать самое жесткое правовое давление. Хочу верить, что добьюсь правды. А по поводу того, что иностранцы на нашу жизнь как-то по-особенному смотрят, не соглашусь. Они просто оглядывают нас с искренним недоумением. И есть чему дивиться: наша жизнь не поддается никакому социальному осмыслению. Ее просто нельзя понять. Почему народ с тысячелетней богатой историей никак не может реформировать систему отношений так, чтобы наконец заработал закон. Больше ничего не надо, достаточно лишь наладить правовые отношения между гражданами и властью. Казалось бы, просто — все изменить, адаптировать нормы к мировым социальным стандартам. Ведь опыт в других странах накоплен огромный. Но нет в нашем обществе для этого сил и умов…

— Но ты тоже грешишь наставлениями…

— Может быть, но у меня это мысли вслух. Я их не навязываю. В своем одиночестве чувствую больше силы, чем в любом виде партнерства, поэтому весьма далека от желания увещевать вас.

— Я уже говорил, что нет в тебе русскости, ты другая, инородная. А наш народ отличается терпением, в нем есть и вспыльчивость, и самодурство, но рассудительность: отрешенность, не публичная активность. И мы счастливы в своем несчастном положении. Восторженно кичимся своей непохожестью, а гармонию находим в разбалансированности социальных устоев. Существование, выстроенное по образцу швейцарского часового механизма, нам вредно и некомфортно. Очень редко у меня возникает желание что-то изменить, и не в глобальном общенациональном масштабе, а в собственном скромном кошельке или в обветшалом доме. Эти фантазии всегда наталкиваются на преграду смирения — нашу российскую сущность. Вполне возможно, что именно православие наделило нас этой особенностью.