Юрий Калмыков - Повеситься в раю

Ещё долгое время телохранитель будет сотни раз в день убеждаться, что он может двигаться в любой момент, когда пожелает, и что у него отличная реакция. На фоне этого потрясения он даже ни разу не задастся вопросом: «А как же Долговязый прошёл через закрытую дверь?»

Перед входом в отделение появился черный джип с мигалкой и правительственными номерными знаками. Человек, сидящий на правом переднем сиденье, ловко выскочил из машины и открыл перед Долговязым правую заднюю дверь. Долговязый скрючился на заднем сиденье автомобиля, глядел на муху и безутешно плакал, бормоча нечленораздельную чушь. А автомобиль тем временем нёсся по Москве на бешеной скорости с включёнными мигалками и завывающей сиреной по разделительным и встречным полосам движения. Туда, к центру Москвы, к Ильинке, где в одном из солидных кабинетов вёл приём один из самых могущественных чиновников в стране.

Ежедневно у кабинета Калошина сидели в очереди на стульях человек шестьдесят тех, кто удостоился приёма. Среди них были министры, губернаторы, генералы, телеведущие, политические лидеры, главы нефтяных компаний, короче говоря, все «узнаваемые люди».

Принимал Калошин не более пятнадцати человек в день, но очередь сидела вся целиком, все шестьдесят человек.

В этот день тишину приёмной разорвали вопли и завывания долговязого дебила с большой шишкой на левой стороне лба, который шёл в больничном халате, перепачканном кашей, в шлёпанцах, и нёс перед собой в руках какую-то грязную тряпочку. Слюни текли у него изо рта и падали на ковровую дорожку. Сзади его сопровождали два человека атлетического телосложения, коротко стриженных, в безукоризненных костюмах и, заметьте, в галстуках.

Войдя в кабинет Калошина, Долговязый завопил ещё громче.

– Па-па-шёл в-вон! – заорал Долговязый в лицо толстому генералу с тремя звёздами на погонах, сидевшему на приёме. Обалдевший генерал уставился на Калошина. Тот небрежно махнул ему рукой, и генерал поспешил покинуть кабинет.

– Му-му-ха!!! – произнёс между рыданиями Долговязый, положив на стол перед Калошиным платок с раздавленной мухой, как бы говоря: «Этого не может быть!»

– Это ужас-ужас! – испуганно пробормотал чиновник.

И по его реакции Долговязый понял, что сделать ничего нельзя. Он бессильно опустился на стул, положил на стол голову и забарабанил руками по столу, разразившись беззвучным плачем. Калошин похлопал его по плечу.

– Му-му-ха! – поднял голову Долговязый и посмотрел Калошину в глаза.

Калошин был не на шутку встревожен и сочувственно кивнул головой, но потом взгляд его упал на грязный и вонючий платок с раздавленной мухой, и на его лице промелькнуло отвращение, несмотря на то что он был опытнейшим политиком и конечно же знал, что с демонами нужно быть особенно осторожным. Всякий разговор с демоном – это высший пилотаж для политика, и сложность здесь заключается в том, что демону нельзя врать.

Долговязого обмануть невозможно! Эта реакция Калошина стала для него новым потрясением!

– Ти-ти!!! – вскочил на ноги Долговязый, показывая на Калошина крючковатыми пальцами. Отвращение к мухе было для него равносильно предательству.

– Нет! Нет! Я предан мумухе! – испугался Калошин. – Но, она же раздавлена!

Долговязый, уже не слушая Калошина, схватил платок с драгоценной мухой, сделал несколько шагов по направлению к выходу, прижал платок к своему лбу и упал замертво.

На лице Калошина теперь уже было явное отвращение вперемешку со страхом. Он нажал на какую-то кнопку, пришли люди и унесли Долговязого. Потом он нерешительно поднял главную телефонную трубку.

– У нас проблемы, – проговорил он, вытирая пот со лба.

Ночью Долговязый был перевезён в морг больницы и положен рядом с самым несчастным человеком на земле. А по больнице распространился слух, что на лбу у Долговязого с правой стороны образовалась точно такая же шишка, что и с левой стороны, и что стал он похож на чёрта с рогами. А Дядя Ваня Пророк авторитетно заявил, что муха была вторым рогом Долговязого.

Альфред продолжал выслеживать свою жертву. С исчезновением Долговязого Максимыч резко изменился. Раньше он выглядел весьма моложаво для своих лет, был всегда собранным и задиристым. Теперь он выглядел каким-то пришибленным и усталым, постоянно озирался по сторонам, всего пугался, не вступал ни в какие споры и дискуссии.

Минут через десять Максимыч должен был пойти в туалет. Организм у него работал как часы. Об этом Альфред узнал, слушая шутки больных по этому поводу.