«Какая подлая и наглая тварь!» – всё внутри бурлило от гнева. Он заметил, как проходившая мимо старушка шарахнулась в сторону, не понимая, в чём дело.
«Как он меня разозлил, мерзавец!» – Константин понимал, что злится больше не на то, что сделал Глюк, а на то, что ему пришлось неистово заорать и отдать себя на волю дикой злобе.
Глюк скрылся за углом соседнего дома.
«Праведный гнев» – это всего лишь способ заставить разум заткнуться, именно в тот момент, когда он может быть и нужен!» – всё-таки подумал Константин.
Но тут он представил себе, как он наказал бы собаку, а разуму присутствовать при этом совсем не обязательно, разум всегда старается держаться подальше от подобных мероприятий и возвращается обратно очень не скоро и с большой неохотой.
«И я ещё должен его искать и уговаривать вернуться?! Каков наглец!»
– Я убью этого негодяя! – с возмущением заявил Константин, войдя в квартиру.
– Где он?
– Не знаю, убежал!
– Он кого-нибудь покусал?
– Нет, не покусал.
– Ты не любишь меня!
– При чём тут ты! Мы говорим про собаку! Ты знаешь, что он сделал?!
– Мне это не интересно! Кто-то из вас должен быть умнее и взрослее! Куда он убежал? – Елена надевала туфли.
– Я не знаю, куда он убежал! После того, что он сделал, я думаю, он больше не вернётся!
Елена остановилась в дверях:
– Посмотри на себя в зеркало! Ты похож на шута!
С раннего утра Людмилу Петровну преследовал неприятнейший запах. К тому же в соседней квартире почти непрерывно что-то сверлили и долбили – там шёл ремонт. Пахло, очевидно, краской или шпаклёвкой, и ей казалось, что всё вокруг, включая одежду и волосы, уже пропитано этим отвратительным запахом. Она поставила чайник на плиту, зажгла газ и посмотрела на вентиляционный люк. Скорее всего, через этот люк от соседей и шёл запах этой гадкой краски.
«Взять стремянку и заткнуть тряпками, чтобы запах прекратился, – нерешительно подумала Людмила Петровна, – но голова может закружиться, и я упаду!»
Чайник вскипел.
«Нет! Это невыносимо, пить чай с такими запахами! Ещё это сверление! Если я заткну уши ватой, то не услышу звонок телефона. От этих звуков скоро совсем разболится голова. Чем же заткнуть эти проклятые дыры?»
Людмила Петровна пошла искать ненужную тряпку и, найдя в комоде старое одеяло, нарезала мелких кусочков, чтобы удобно было забивать их в щели вентиляционного люка. Нижний ящик комода никак не задвигался обратно, он не двигался ни взад, ни вперёд. Она дёрнула его посильнее – передняя часть ящика отвалилась.
«Всё кругом ветшает, портится и приходит в упадок!»
Она принесла на кухню тряпки и стремянку, но от стремянки толку было мало. Дотянуться до вентиляции со стремянки было невозможно, мешал рабочий кухонный столик, стоящий рядом с плитой, заставленный кастрюлями и банками. Людмила Петровна встала на этот столик и почти дотянулась, но зазвонил телефон. Она развернулась, обожглась о струю пара, шедшую из чайника, шарахнулась в сторону, потеряла равновесие и… грохнулась вместе со стремянкой!
Полетели вниз кастрюли, банки. Она ударилась головой о холодильник и сильно ушибла колено. Из большой белой эмалированной кастрюли по всей кухне разлетелось протухшее рыбное филе с брызгами зловонной жидкости. Сразу стало ясно, откуда шла вонь! Теперь эта вонь многократно усилилась.
«Я достала рыбу на прошлой неделе, чтобы разморозить, и забыла про неё».
В бессильном плаче, сидя на полу в потёртом домашнем халате среди зловония и битых стеклянных банок, старая, ослабевшая и полысевшая, с ушибленным коленом, она слушала звучавший по радио итальянский хор, под звуки струнного оркестра, под сводами готического храма исполнявший величественное произведение, символизирующее полную надежд и противоречий жизнь человека на земле, и среди девушек хора другая, воображаемая она, шестнадцатилетняя, стройная, с длинной косой, с удивлёнными, широко открытыми глазами, в отглаженном белоснежном переднике, звенящим юным голосом старательно пела, и сердце в её груди билось радостно и восторженно!
– Почему именно сейчас звучит эта мелодия? – сквозь рыдания проговорила Людмила Петровна. – Никому! Никому не позволено так насмехаться над человеком! Даже Богу!
Сегодня, между прочим, день смерти Людмилы Петровны, и ещё вчера она это знала точно. Великий, казалось бы, торжественный день! Также на сегодня была запланирована и прощальная прогулка по Москве. Когда с детства живёшь в одном городе, то есть места, с которыми, по её мнению, следует попрощаться, начиная с дома на Софийской набережной. Второй этаж, третье окно слева, с видом на Кремль – это окно её детской комнаты.
Читать дальше