Наталия Слюсарева - Мой отец генерал (сборник)

Китайским шелком струились дни. Мы подрастали, наступала пора «серьезно», с маминых слов, думать о школе. Моя сестра Лена уже освоила в букваре букву «л». Дух первенства и старшинства подстегивал. Подхватив плюшевого друга за заднюю лапу, с букварем под мышкой, я удаляюсь вместе с ним в кружевную беседку складывать слоги, а затем и слова на букву «л» и, может, до прогулки добраться до буквы «н». Мы с мишкой стараемся. И вот я уже читаю свою первую книжку-раскладушку: «Яйцо в траве находят редко; раз есть яйцо, нужна наседка. Наседка в страхе чуть жива. Я – не цыпленок, я – сова».

В конце лета в зеленом вагоне мы возвращаемся в Москву. Страшно вымолвить, мы везем с собой контрабанду: дюжину голубеньких и желтеньких попугайчиков из Китая. Ценящий более всего для себя и других свободу, папа тотчас выпускает их в купе полетать. Для своей посадочной полосы птахи тут же наметили верхнюю жердочку на окне с занавесками, на которой и перемещались большей частью, перелетая иногда на верхнюю полку и даже опускаясь на папину голову. Пообедав, накрошив кругом пшенных крупинок, попугайчики проходили клювиком по длинным перышкам. И конечно, тренькали свои звонкие песенки. Наблюдать за ними было очень интересно.

Перед таможней попугайчиков попрятали под сиденья. Папа сказал, что попугайчики должны молчать. Если их, не дай бог, услышат, то тотчас конфискуют. Объясняю для мишки: «Унесут за темные леса, за высокие горы от нас навсегда». Когда поезд встал на границе для проверки документов и багажа, сердце мое забилось в оглушительной тишине. Про себя я умоляла попугайчиков молчать и не чирикать свои глупости. И они молчали – и вместе с нами благополучно пересекли границу нашей необъятной страны. И снова сидели на занавесках и чистили свои, как мне представлялось, и так не чумазые перышки. У папы почему-то всегда получалось все именно так, как он этого хотел.

В последние дни перед школой мы в уютных двориках Хорошевки на газонах и клумбах зарывали «секреты». Набирались осколышки цветных стекол, из них, а также из лепестков цветов и травинок на дно неглубокой ямки выкладывался узор. Сверху все это плотно прикрывалось куском стекла, присыпалось землей, а для памяти втыкалась веточка или другой опознавательный знак. Часто мальчишки их разоряли.

Нам с сестрой никогда не удавалось нагуляться вдоволь. Не проходило и получаса, как мама звала нас домой. Дома нас переодевали в чистые платьица, перечесывали, меняли атласные бантики, башмачки, нагружали носовыми платочками и выпускали снова. И так по пять раз на день. Вскоре нас с сестрой задразнили. Помню, что я наотрез отказалась переодеваться. То был первый бунт, и пошла полоса – все поперек. Специально ходила Степкой-растрепкой. Такое сильное открылось во мне сопротивление всему маминому, женскому: причесанному, отглаженному, с крылышками и вышивкой.

В школе мои первые ручки для письма, деревянные, со стальными перьями, были не просто обкусаны по краям, а съедены на две трети. Кляксы в тетрадях разливались глубиной с Байкал и шириной с Тихий океан. Смятая коричневая атласная веревочка в узлах болталась в конце расплетенной косы. Уже в пионерах на шее криво висел красный галстук, разодранный на полоски, мятый, в чернилах и без краев, а потом он совсем исчез.

О, господи! Когда же закончится этот невозможный урок? Хорошо, что он – последний. Ну, ничего, скоро вообще Новый год, привезут елку. И школе перепадет. Дня через два-три отец отдаст приказ доставить в актовый зал самую высокую красавицу из лесного бора. Отец в уральских лесах – главный. Той же машиной другое, поменьше, но тоже под потолок, прекрасно-пахучее дерево выгрузят у нас дома.

Я уже привыкла на уроках улетать мыслями подальше от коричневой доски с указкой, длинным носом принюхивающейся к аппетитному беленькому кусочку мела. Подальше, подальше. Так, по какому маршруту сегодня стартуем? Ну конечно, на Новый год.

Прежде всего, следует еще раз провести смотр игрушкам, что хранятся на нашем чердаке. Первое. Картонный кот в сапогах, склеенный из двух трафаретных половинок и раскрашенный: сапоги – красной краской, шляпа – серебряной, – с зеленой лентой, очень симпатичный. Обаятельного кота повесим на виду. Могучий гриб на толстой ножке под коричневой шляпкой не потеряется и так. Гирлянды бумажных флажков развесим на нижних ветвях. Блестящий паяц из ваты будет в центре, рядом с ним – клоун из того же снежного материала, «лапками» в разные стороны. Блестящие шишки – повыше к верхушке, поближе к звезде. Бусы распутает Елена. Старую, облезшую морковь спрятать сзади. Еще один кот в сапогах, этот ботфортом крепится на прищепке, им хорошо закрыть просвет между веток. Шары пусть крутятся в штопоре, где хотят. Ой, как же я забыла о китайских восковых масках? Краски на них так и горят. Глаза выпученные. Борода и усы из шелка. Все же кто это такие? Пока не догадалась. В Китае елка была не такая высокая, как здесь, но зато в ее основании, в царстве колючих иголок, разместился самый настоящий дворец, который папа сооружал всю ночь накануне. В ночь перед Новым годом (что за глупость болеть на Новый год!) из-за высокой температуры я никак не могла заснуть и долго наблюдала в дверную щель детской, как отец вырезал окна в картонных стенах дворца, расставляя игрушечную мебель в его комнатках. Да, уральские ели – совсем другие. В их ветвях, если захочет, сможет спрятаться настоящая рысь. Вчера во дворе девочки рассказывали, как на одну женщину сзади, на воротник, прыгнула рысь и перекусила ей шею. Неожиданный резкий звонок прерывает мои размышления. Ура! Можно выбираться из-за парты.